Сжигая запреты - стр. 11

Не успеваю добраться даже до террасы. Слева в полумраке резко вспыхивает огонек. Судорожно дергаюсь и оступаюсь за пару секунд до того, как различаю очертание высокого мужского силуэта. А уж когда его идентифицирую, и вовсе ужасом захлебываюсь.

– Ты следишь за мной? – выталкиваю задушенно, прежде чем в сознании возникает какая-то ясность.

– Да, – следует твердый ответ.

– Зачем? – задыхаюсь возмущением.

– Хочу, – короткий и жесткий ответ.

На это признание с реакциями не определяюсь. По большей части меня, конечно же, бесит наглость Шатохина. Но… За безумной лавиной злости буйствует и бесконтрольно множится страстное волнение.

«Соберись!» – приказываю себе.

Тщетно.

Огонек сигареты снова у скрытого темнотой лица. Напрягаюсь за мгновение до того, как Даня затягивается, и яркая вспышка освещает нижнюю часть – губы, втянутые щеки, резко очерченные челюсти и подбородок с ямочкой.

Внутри меня что-то обрывается. Грудь опаляет реактивным концентратом эмоций. Я задыхаюсь, теряю равновесие и рассудок. Тело начинает натуральным образом колотить.

– Может, еще приставать станешь?! – выпаливаю сердито.

– Непременно, Марин, – глухо отзывается Даня.

– Я сейчас закричу…

Голос ломается и срывается, потому как огонек, который служил мне каким-никаким ориентиром, улетает в сторону, а мощная фигура Шатохина решительно приближается ко мне.

Нужно отступить… Развернуться… Бежать к дому…

Но я, черт возьми, упрямо сохраняю неподвижность.

Не свет его рассекает темноту. Темнота прорезает свет. И тотчас заполняет собой все видимое пространство.

Глаза в глаза. Мое сердце разгоняется и совершает прыжок в густую мрачную бездну.

– Сыграем, Марин?

5. 5

Ты сама знаешь, кто я такой, Марин…

© Даниил Шатохин

– Сыграем, Марин? – выдвигаю, незапланированно преодолевая свои внутренние десятки тысяч километров к ней.

Мать вашу… К ней.

На пике каких-то яростных эмоций пролетаю этот путь, забывая о том, что еще утром он виделся мне непреоборимым.

Я принимаю решение. Я сдаюсь. Я атакую.

Она, черт возьми, не может быть с Оросом. Она не может быть ни с кем. Она может быть только со мной.

Моей извращенной натуре несвойственны собственнические инстинкты, но с Маринкой Чарушиной что-то в моей ДНК дает патологический сбой, выделяя целую цепочку на то чувство, способность к которому я в себе отрицал годами.

Месяц плотских лишений и духовных медитаций, безусловно, многое во мне перебил. Но, увы, не настолько, чтобы моя черная и такая, мать вашу, живучая любовь прекратила приводить меня в состояние тотального ужаса. Я не стал кем-то другим. Но я понял, что здесь и сейчас переплавить во что-то здоровое свое помешанное на Маринке сердце не удастся. Оно даже не целиком со мной было. Часть его так и оставалась на родине. С ней. Разорванное на километры, оно болело сильнее, чем я, сука, мог себе вообразить. Особенно когда выпотрошенный многочасовыми медитациями мозг занимала одна-единственная мысль: «Маринка с другим!!!»

Моя Маринка, моя ведьма Динь-Динь, моя бешеная кобра с другим! Моя – с другим!!! Как это, мать вашу, пережить? Расстояние, детокс и все безотказно рабочие техники оказались бессильны.

Я всегда думал, что способен справиться буквально со всем. С тем, что Маринка Чарушина в паре, носит ребенка и совсем скоро выйдет замуж, я, конечно, не рассчитывал столкнуться так рано, но все же надеялся примириться. Только вот не получалось. Хоть ты натурально сдохни, никак.