Сыскари - стр. 11
По Шексне город можно тоже покинуть, вот только, как и в случае с железной дорогой, уехать можно по расписанию. До девяти часов утра от пристани, до которой было всего несколько минут, пароходы, вряд ли уйдут, а частников, что согласится отправиться на яхте, раз-два и обчелся.
Самолеты Косолапов в расчет вообще не брал. Приказал Лопухину на всякий случай, а вдруг. В том, что мимо тамошней службы никто не проскочит, Серафим Григорьевич не сомневался. После того, как обстановка на Кавказе (лет десять назад после временного затишья) вновь обострилась указом государя-императора было введено в правило осматривать багаж всех прилетающих и уезжающих. Даже если и обнаружат, что душегубу удалось покинуть город, то при помощи тамошней регистрации, удастся определить его личность. А уж поймать останется делом каких-то нескольких дней. Вот только этого не очень-то хотелось. Косолапов считал, что вора нужно было брать только в Череповце.
Шансов девяносто к десяти. Если бы не семичасовой поезд на Санкт-Петербург, то вообще девяносто девять к одному.
Как только дверь за Лопухиным закрылось, в дом вошел городовой. Он оглядел всех присутствующих, заметил исправника и направился к нему. Откозырял и произнес:
– Разрешите обратиться, ваше благородие.
– Говори! – сказал Серафим Григорьевич, понимая, что сейчас появится новая информация в деле: – Неужели собачка?
– Так точно, ваше благородие, – обнаружена она со стороны Дворянской мертвой. Кто-то ее застрелил.
– Выходит, когда залаяла, душегуб решил ее убить, чтобы она шума не подняла… – вслух произнес Косолапов, городовой, подумав, что тот говорит это ему, вставил:
– Так точно, ваше благородия, та самая, что ночью лаяла. Хозяева говорят, что залаяла, потом заскулила. Им бы к окну да на улицу выйти, а они не придали этому значения…
– … ее и застрелили. Любопытно, – вдруг исправник взглянул на городового, – а ведь ты сказал, что выстрелов никто не слышал. Ведь выстрелов точно не было?
– Вот те крест, ваше благородие, – Фрол Игнатьевич перекрестился, – не было.
– Вполне возможно, – сделал предположение князь Чавчавадзе, – что стреляли из пистолета с глушителем. – Он взглянул на городового: – Вот, что, приятель, как закончит осмотр Акакий Акакиевич, проводишь его к телу собачки. А, мы как обследуем все в доме, так сразу подойдем. Все понял?
– Так точно, ваше сиятельство.
– А пока побудь на улице. Ремизов к тебе выйдет.
Фрол Игнатьевич вышел. Чавчавадзе заглянул в каморку сторожа.
– Ну, что тут у тебя, Акакий Акакиевич?
– Да немного осталось.
– Как закончишь, прогуляйся с городовым. Нужно одну собачку освидетельствовать.
– Шутить изволишь, ваше сиятельство? – Спросил Ремизов. – Мне, что больше заняться нечем?
– Никак нет, Акакий Акакиевич. Боюсь, что собачка сия с нашим делом связана. Как закончишь, возвращайся. К тому времени мы уже глядишь и выясним, что похищено, а уж тогда твоя помощь ой как понадобится.
Чавчавадзе закрыл дверь и взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, и спросил:
– Откуда начнем, ваше благородие?
– Давай с первого этажа, – предложил Косолапов.
– Ну, с первого так с первого. Вообще-то мне все равно, – князь пожал плечами.
Они подошли к двери. Остановились. Князь осмотрел ее и покачал головой.
– Жаль, что помещик не закрывал дверь на замок…