Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов - стр. 12

– Тогда сегодня ты ночуешь в съезжем доме Московской части, – огорошил Оську Дерзкий.

– Что я там забыл?

– Друга своего Прокопия. Узнай у него, как нашли труп, какие ценности из квартиры вынесли…

– Так он и скажет…

– А ты его шкаликом угости.

– А где я его возьму? Винной лавки в кутузке нет, – снова захихикал Оська.

– С собой принесешь. Возле съезжего дома притворишься мертвецки пьяным, обыскивать тебя не станут.

– А что я такого натворю, чтобы меня в кутузку забрали?

– Ничего. Ты разве забыл, что я теперь дворник? Скажу, что ты на улице буянил и господин городовой распорядился тебя сюда доставить. Документы у тебя в порядке, завтра с утра отпустят.

– Ну ладно. Раз надо – сделаем. Только сперва надо выпить. И брюхо набить.

Ломбарды Ямской слободы обходил агент, переодетый извозчиком. Все звали его Ефимычем. К ростовщику Сарайкину он пришел, когда на улице стемнело и хозяин запирал ставни.

– Здорово, Ефимыч, – поприветствовал тот сыщика. – Опять что-то ищешь?

– На вот список, погляди. – Агент сунул ростовщику бумагу.

Сарайкин пробежался глазами сверху вниз:

– Нет, ничего такого не видал. Ты ж меня знаешь, Ефимыч, я краденого не беру.

Сыщик был уверен в обратном, но пока ещё ни разу ничего доказать не смог.

– А знаешь, у кого эти вещички украли?

– Мне без разницы.

– У Чванова, у коллеги твоего. А перед этим зарезали его, словно скотину. Чтобы грабить не мешал. И тебя зарежут, если помогать мне не станешь.

Известие об ужасной смерти коллеги произвело на Сарайкина громадное впечатление. Трясущимися руками он стал открывать лавку:

– Погоди, Ефимыч, я, кажется, вспомнил. Как раз сегодня принесли.

Войдя, зажёг керосиновую лампу, затем открыл одну из витрин и достал из неё икону Смоленской Божией Матери в серебряном окладе.

– Она?

– Похоже, да! Кто её сдал?

– Фроська-крючочница. Я-то ещё удивился: почему ко мне пришла? Завсегда же к Чванову бегала. Объяснила, что выпить надо позарез, а на Коломенскую идти далеко.

– Где Фроська живет?

– В Долгушах угол снимает. Только там её сейчас нет. В трактире она на Воронежской. Завсегда Фроська там, когда у неё деньги на кармане. Пока всё не пропьет, не уходит.

– А про остальные вещи, – Ефимыч потряс списком, – что-нибудь знаешь?

– Клянусь Богом, ничего.

Сыщик, пристально посмотрев ростовщику в глаза, убедился, что тот не врет: потрясенный убийством Чванова, Сарайкин непременно бы поделился сведениями, если бы они у него были.

– Я в сыскную за подмогой. А ты пока никому про Фроську ни слова. Икону я заберу.

– Конечно, конечно.

Поймав пролетку, Ефимыч уже через полчаса поднимался по лестнице на третий этаж здания, в котором некогда размещалась канцелярия обер-полицмейстера. Но семь лет назад её переселили на Гороховую. А здание на Большой Морской отдали новому подразделению – сыскной полиции.

Яблочков, бывший сегодня в отделении за главного, все ещё находился в кабинете. Выслушав доклад Ефимыча и осмотрев икону, он отдал приказ подчиненным выдвигаться, и кавалькада пролеток полетела по сонным летним улицам на Обводный.

Трактир оказался забит под завязку, из-за табачного дыма дышать там было нечем.

– Сыскная полиция, проверка документов, – громко крикнул Яблочков, войдя на секунду вовнутрь.

Проверку, чтобы не задохнуться в табачном дыму, устроили на улице, благо вечер был теплым. Среди посетителей трактира выявили двух беспаспортных и трех нищих, не имевших права проживать в столице.