Сыновний бунт - стр. 3
А как с Богом? Приходит ли отбившийся от рук сын на покаяние, за той любовью, которую он отрезал, посчитав себя выше Отца. И если Бог прощает, то какие слова говорит Он? Как проявляется эта любовь?
Новое повествование, но уже с другим дитя.
Второй сын, достигший такого же возраста, как и первый, решил, что с него хватит подчинения.
Я не знаю, сколько до этого раздумий, гневных слов, хлопаний дверьми было, и сколько времени потребовалось ему от первой мысли и до принятия решения уйти от Бога.
Он не был прихожанином церкви, не отдавал десятину, не подавал милостыни, не соблюдал посты и не читал молитв. На него никто насильно не накладывал обеты, и его не отлучали от церкви. Он просто жил обычной жизнью, в достатке и спокойствии.
Мне был дан лишь один день, чтобы увидеть его бунт.
Он уже тогда был как спил дерева. Ствола и кроны уже не было, а только пень с кольцами прожитого. Пень почти неживой, без ростков, закаменевший от дождей и снега, покрытый лишайником. Даже муравьи не обживали его плоть, он был один.
Я не знаю его детства, отрочества и юности, деталей взросления и становления как мужчины. Но судя по статусу и образованию его родители обеспечили ему достойный жизненный старт.
В момент нашего общения он был на взводе: говорил, говорил, смеялся, не воспринимал на меня как на собеседника.
Внезапно вспомнил смерть своего отца, того земного, который дал ему фамилию и отчество. Рассказывал как байку. Когда в тот день он вышел из морга, в руках держал свидетельство о смерти. Оно было написано на украинском, фамилия отца, как и причина смерти, показалась ему смешной. Он смеялся до слез.
По традиции перед похоронами родственники позвали попа отпевать. И тут он взорвался, его возмутил сытый вид священника и выпирающий живот. Ему показалось, что поп не придаёт значения тому, что делает. Небрежно машет кадилом и всем видом показывает своё превосходство здесь, у гроба. Сын рассвирепел, схватил попа за рясу и выволок за ворота.
Потом он грубо вытолкал всех, кто пришёл попрощаться в этот день и остался один.
Я не стала лезть в его рану и спрашивать почему? Причём здесь поп и традиции его рода.
Говорил он, еле сдерживая себя от гнева. Он до сих пор там, на этих похоронах.
Он вскользь рассказал семейную историю. Оказывается, что его родители уже давно в разводе и их с братом воспитывала мать. Отец был, но далеко.
После института он вернулся в посёлок и устроился в ту же больницу, где работала мама.
Уже была семья: двое замечательных мальчиков, ярких и громких, которых он любил до сумасшествия. Он и роды у жены сам принимал. Когда он говорил о сыновьях, его глаза меняли цвет, добрели, видно было, что он живой. Немного времени спустя семейная жизнь дала трещину, от него ушла жена. Пока она устраивалась на новом месте, мальчики были с ним. Он гордился своим одиноким отцовством, получая, как анестезию, восхищение односельчан и коллег по работе: «Какой мужчина, какой замечательный отец!» Но эта роль была недолгой, через пару месяцев бывшая жена наладила быт, и дети переехали к матери. Он остался один в своей жизни, в посёлке, в котором вырос. Ему стало невыносимо из-за чувства неполноценности. Ему казалось, что сейчас им уже не восхищаются, все говорят только о его поражении и одиночестве.