Сын - стр. 2

На следующий день девушка в одиночку отправилась в общежитие – часть Родильного Дома – и поселилась в выделенной ей комнатке. Из окон можно было увидеть школу, куда она ходила, и площадку для игр. Вдали виднелась окружавшая коммуну река.

Наконец несколько недель спустя, когда она обустроилась и начала заводить дружбу с другими девушками, ее вызвали на осеменение.

Девушка волновалась, не зная, чего ожидать, но, когда процедура завершилась, она облегченно вздохнула. Все прошло быстро и безболезненно.

– Все? – удивленно спросила она, вставая по знаку техника со стола.

– Все. Приходи на следующей неделе на проверку и сертификацию.

Она нервно рассмеялась, жалея, что в папке с наставлениями, которую ей дали после того, как выбрали в Роженицы, не содержалось подробных инструкций на этот счет.

– Что значит сертификация? – спросила она.

Техник, откладывавший в сторону инструменты для осеменения, похоже, не располагал временем, чтобы давать объяснения, – своей очереди ждали другие девушки.

– Когда мы убедимся, что зародыш прижился, – раздраженно сообщил он, – ты станешь сертифицированной Утробой. Еще вопросы есть? Нет? Тогда можешь идти.

Казалось, все это было совсем недавно. И теперь, девять месяцев спустя, ей надели на глаза повязку. Неприятные ощущения начались несколько часов назад, сперва с перерывами, потом не прекращаясь. Девушка глубоко дышала, как ее учили, чувствуя жар на коже под маской. Она попыталась расслабиться, вдыхая и выдыхая, не обращая внимания на неприятные… «Нет, – подумала она. – Это боль. На самом деле это боль». Собравшись с силами, она негромко застонала, выгнула спину и всецело отдалась окружавшей ее тьме.

Ее звали Клэр. Ей было четырнадцать лет.

Временами, когда ее разум мог сосредоточиться на фоне перемежающихся приступов боли, Клэр слышала собравшихся вокруг. Они тревожно переговаривались. Что-то было не так.

Раз за разом ее обследовали какими-то холодными металлическими инструментами. На руку надели надувную манжету, и кто-то прижал к сгибу локтя металлический диск. Потом к ее натянутому дрожащему животу приложили другое устройство. Клэр судорожно вздохнула, ощутив, как ее снова пронзила боль. Руки ее были привязаны по сторонам койки. Она не могла пошевелиться.

Неужели все должно происходить именно так? Клэр попыталась спросить, но голос ее звучал слишком слабо и испуганно, и никто не услышал.

– Помогите, – всхлипнула она.

Но внимание персонала было занято на самом деле не ею. Всех беспокоил Плод. Их руки и инструменты лежали на ее туго натянутом животе. Прошли уже часы с того момента, как все началось – первая схватка, затем ритмичная нарастающая боль, а потом ей надели маску.

– Усыпите ее. Придется резать, – послышался повелительный голос, явно принадлежавший кому-то из начальства. – Быстрее.

– Дыши глубже, – велели ей, засовывая что-то резиновое под маску и прижимая ко рту и носу.

Клэр стала дышать. Выбора у нее не оставалось – иначе бы она задохнулась. Нечто с неприятным сладковатым запахом проникло в ее легкие, и боль тотчас же исчезла, как исчезли и все мысли. Последнее, что Клэр почувствовала, уже без боли, – как что-то врезается в ее живот, вскрывая плоть.

Очнувшись, Клэр ощутила новую, другую боль, уже не мучительно-пульсирующую, но обширную и глубокую. Она почувствовала, что свободна, и поняла, что с запястий сняли ремни. Она все так же лежала на койке, накрытая теплым одеялом. С обеих сторон ее защищали металлические ограждения. Комната теперь была пуста – ни персонала, ни техников, ни оборудования. Только одна Клэр. Она неуверенно повернулась, окинув комнату взглядом, а затем попыталась поднять голову, но боль тут же снова заставила ее лечь. Не в силах взглянуть на собственное тело, она осторожно переместила ладони туда, где был ее туго натянутый раздувшийся живот. Теперь он был плоским, забинтованным и сильно болел. Из нее вырезали Плод.