Свойство очаровываться миром - стр. 20
– Давай наймем его, – предложил я. И в ответ на ее удивленно приподнявшиеся брови пояснил:
– Мы заплатим ему не нищенские тридцать рупий, а пятьсот или даже тысячу – как оценили бы такой труд по европейским меркам. Он довезет нас до гостиницы. Я плачу. Я приглашаю тебя прокатиться на рикше!
Я ступил с тротуара на проезжую часть, уже намереваясь перейти дорогу, но она легонько коснулась рукой моего плеча:
– Постой, ты вполне отдаешь отчет тому, что сейчас предложил?
– Конечно! – обернувшись, ответил я и стал развивать свою мысль дальше. – Подавая милостыню, мы развращаем людей, а поощряя честный труд…
– Я не о том, – перебила меня Ира. – Представь себе на миг, что ты – мать Тереза.
– Ну?
– Мать Тереза, которую везет по городу впряженный в тележку человек.
– И что?
– Представил?
– Мы… – все еще окутанный флером своей идеи, начал было я, и вдруг осекся, представив согнутого под углом сорок пять градусов индуса с поседевшими волосами, впряженного в громоздкую телегу. Натруженные ноги с выпуклыми прожилками вен, мозоли на плечах, покрытый потом лоб. А на телеге, которую он тянет по многолюдной улице, восседает Мать Тереза, приветствуя поднятой ладонью кланяющихся ей с тротуаров горожан…
Вот она раздает голодающим рис. Вот меняет прокаженному белье и обрабатывает раны целебной мазью. Дежурит у кроватки умирающего от рака ребенка…
Но Мать Тереза, восседающая на рикше? Что-то неприятное, отталкивающее открывалось в этой картине.
И в этот момент, словно иллюстрация к нашему диалогу, на дороге показался очередной рикша. Он довольно бодро тянул за собой тележку, на которой восседала пара европейцев.
Молодые парни потягивали из баночек пиво, чему-то улыбались, изредка посматривали по сторонам, любуясь достопримечательностями, и вели неспешный разговор. Возможно, логически безупречный, о том, как это здорово – поощрять честный труд индусов.
В равной степени изумленный и тем, как легко можно обмануться убедительностью логики, и тем, насколько она беспомощна, когда дело касается нравственных вопросов, я шагнул обратно с проезжей части на тротуар.
– Давай подумаем, как поделикатней ему помочь, чтобы не унизить шубой с барского плеча, – предложила Ира.
– Нет ни одной идеи.
– Предлагаю подойти, поговорить с ним, а дальше видно будет.
Мы прошли по тротуару метров сто вперед до пешеходного перехода, пересекли улицу, а когда приблизились к рикше, увидели, что отодвинувшись от колеса в тень телеги, и положив голову на камни мостовой, он крепко спит. Из заднего кармана брюк, почти вываливаясь наружу, торчал холщовый мешочек.
И тут меня осенило. Достав из своего портмоне бумажку в тысячу рупий, я нагнулся к рикше, двумя пальцами вытащил из его кармана мешочек, положил туда купюру и только собрался было вернуть этот своеобразный кошелек на место, как рикша резко ударил себя ладонью левой руки по карману, в котором только что находилась вся его дневная выручка, тут же повернулся к нам лицом и сел.
– Это не у вас из кармана выпало? – протянул я ему мешочек.
Он схватил его, с подозрением и испугом оглядывая нас.
Ира сложила ладони на груди, поклонилась рикше и прошептала:
– Намасте2.
Я последовал ее примеру, и, не ожидая от старого индуса ответных знаков вежливости, взявшись за руки, мы счастливые побежали к гостинице.