Свойство очаровываться миром - стр. 15

Ситуация казалась патовой. На душе скверно, а освободиться от чувства вины путем ее искупления страх мешает.

Неделю спустя после описываемых событий мой брат Леня и я как-то зашли к Мишке. Сидели за столом, Мишкина мать угощала нас чаем. Потом на кухню зашел Мишкин отец. Взрослые стали между собой обсуждать, как помочь тете Шуре с переездом. Мы навострили уши.

Из их разговора выяснилось, что всех жильцов аварийного дома срочно переселяют в новые квартиры, так как у дома от старости разваливаются стены. У одной стены половина штукатурки вместе с частью обрешетки отвалилась. Грохот был такой, что даже глухие старики слышали. Если так дальше пойдет, то людей скоро придавит под обломками, тогда начальству придется отвечать. А начальству, знамо дело, отвечать не охота – вот сразу для всех жильцов и нашли квартиры.

И тут Мишку осенило:

– Папа, а можно мы с ребятами поможем тете Шуре и ее стареньким соседям с переездом?

– Чего это вы вдруг?

– Ну, мы как раз думали, что бы такое полезное сделать, – пояснил мой брат.

На следующий день с утра человек десять ребят с нашего двора знакомой дорогой отправились к аварийному дому. На этот раз весь путь занял минут сорок, не больше.

Около аварийного дома уже стояло два грузовика. Мы стали помогать взрослым выносить из квартир вещи и укладывать их в кузова грузовиков.

Подъехал запорожец с прицепом, остановился у второго подъезда, и из кабины вышел тот самый «матрос», который гнался за нами по пустырю. Некоторое время он молча стоял возле своего запорожца и смотрел, как мы работаем.

Мы делали вид, что не узнаем его, только чуть быстрее бегали от грузовиков к подъезду и обратно.

В какой-то момент я встретился с ним глазами, он подмигнул мне и, кажется, улыбнулся.

До восьмого класса я был абсолютно равнодушен к творчеству Маяковского. Ну да, жил когда-то такой поэт. Говорят, после Пушкина в советской иерархии поэтов – второй, поскольку правильно понимал революцию. Остальные поэты ее либо вообще не понимали и не принимали, либо, как Есенин или Блок, принимали с трудом, а понимали не совсем правильно.

И вот теперь, в соответствии со школьной программой, нам надлежало прочувствовать Маяковского, по достоинству оценить его железный стих и полюбить.

Поскольку у нашей учительницы по литературе Маяковский был даже не вторым, а первым поэтом всех времен и народов, то после подробного ознакомления нас с личностью Владимира Владимировича, она в качестве домашнего задания обязала нас к следующему уроку выучить наизусть сразу два объемных стихотворения: «Стихи о советском паспорте» и «Блек энд уайт».

Сказать по правде, времени на заучивание было предостаточно – впереди были пятница и два выходных дня, но как-то так получилось, что я был занят более интересными делами, а в понедельник на перемене не успел до конца дочитать даже одного стихотворения, как раздался звонок на урок.

Учительница вошла в класс. Мы встали.

Многие, как и я, приветствовали ее, не отрывая глаз от хрестоматий.

Она прошла к своему столу, поздоровалась (я умудрялся читать хрестоматию по литературе и одновременно четко улавливать все ее движения). Мы сели.

Она оглядела класс:

– Все готовы к уроку?

– Готовы, – раздался в ответ нестройный хор голосов.