Своя Беда не тянет - стр. 23

Пацан был в потрёпанной джинсовой куртке, штанцы у него тоже знавали лучшие времена. Что за делишки у него с Грибановым? Грибанов сноб, его мало интересует бедное население школы.

После того как дверь за Грибановым закрылась, пацан долго хлебал воду из-под крана. Я наблюдал за ним, стоя на унитазе. Наконец, он оторвался от воды и … нагнулся.

И тут я сделал ошибку. Я выскочил из кабинки в полной уверенности, что поймаю его с поличным: шарящего под батареей в поисках бутылки. Только пацан оказался проворней. Когда я схватил его за шкварник, он с самым невинным видом завязывал шнурки.

– А чё? – поднял он на меня тупенькие глазки, оказавшись Ванькой Глазковым из девятого «а». Они все умели делать такие тупенькие глазки; все – такие как Ванька, в драненьких курточках и старых штанцах. Это Грибанов принадлежал к касте «Какие ко мне претензии?», смотрел насмешливо и высокомерно.

– Не это разыскиваешь? – я стукнул его по плечу бутылкой, злясь на себя за то, что не смог подождать секунду и удостовериться, что он шарит под батареей, а не у себя в шнурках.

– А это чё? – уставился Глазков на бутылку.

– Бутылка, – усмехнулся я. – С мешком и напёрстком.

– Ага, – кивнул Ванька. – А я-то тут при чём?

Я отпустил его, развернулся и ушёл из туалета.

Это было второй моей ошибкой. Я должен был вытрясти у этого Ваньки все карманы, я должен был вытрясти из него всю душу – за что он задолжал Грибанову, что нашёл, что отдал, что взял взамен? Хотя, тут и ежу всё было ясно. Только не мне.

Я шёл по коридору, когда задребезжали оконные стёкла, а цветок на подоконнике затряс широкими листьями, словно решил станцевать цыганочку. Двери классов стали открываться одна за другой: кто-то поспешно, кто-то вразвалочку, но абсолютно все привычно начали эвакуироваться. Дети – с радостью, учителя – с лёгкой паникой. Коридоры заполнились гомоном, у раздевалки закрутилась толпа, и баба Капа, тихонько ругаясь, начала метать в окошко дублёнки и шубы. От учеников к учителям и обратно перекатывались весёлые фразочки типа: «А сегодня десять баллов обещали!», и «Вот увезли алтайскую принцессу археологи, теперь трясти будет, пока не вернут!»

Я усмехнулся, действительно, по городу ходили байки, что землетряс – это месть богов за то, что сибирские учёные откопали на Алтае мумию принцессы и увезли её в институт для изучения.

Мимо меня вприпрыжку, а не с пятки на носочек, промчался уже одетый Ильич. Он крикнул:

– Петька, отдай телефон! Я без него как без рук!

Я поплёлся за всеми на улицу. Надеюсь, Женьке не придёт в голову выскакивать из сарая, а то от его вида народ убежит обратно в школу – это тебе не принцесса алтайская, а обитатель подвалов Возлюбленный.

Я послонялся вместе со всеми во дворе, толчков больше не было. Следующий мой урок – физкультура. Если не перестанет трясти, то прогоню пацанов по стадиону бегом, а девицам… девицы пусть отдыхают.

– Петька, у тебя сарай открыт, замок на одной скобе висит, – ко мне подошёл Ильич, он растирал руками красные уши, видимо, впопыхах забыл натянуть свою чёрную шапочку.

– Чёрт с ним, с сараем! – отмахнулся я. Посвящать Ильича в то, что я пустил пожить к себе бомжа, я пока не собирался.

– Петька, дай телефон! – жалобно попросил Ильич.

– Я не Петька. И я потерял телефон.