Свои люди – сочтемся! Пьесы - стр. 6
>Рисположенский. Какое уж наше житье! Так, небо коптим, Аграфена Кондратьевна! Сами знаете: семейство большое, делишки маленькие. А не ропщу, роптать грех, Аграфена Кондратьевна.
>Аграфена Кондратьевна. Уж это, батюшка, последнее дело.
>Рисположенский. Кто ропщет, значит, тот Богу противится, Аграфена Кондратьевна. Вот какая была история…
>Аграфена Кондратьевна. Как тебя звать-то, батюшка? Я все позабываю.
>Рисположенский. Сысой Псоич, матушка Аграфена Кондратьевна.
>Устинья Наумовна. Как же это так: Псович, серебряный? По-каковски же это?
>Рисположенский. Не умею вам сказать доподлинно; отца звали Псой – ну, стало быть, я Псоич и выхожу.
>Устинья Наумовна. А Псович так Псович; что ж, это ничего, и хуже бывает, бралиянтовый.
>Аграфена Кондратьевна. Так какую же ты, Сысой Псович, историю-то хотел рассказать?
>Рисположенский. Так вот, матушка Аграфена Кондратьевна, была история: не то чтобы притча али сказка какая, а истинное происшествие. Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку выпью. (Пьет.)
>Аграфена Кондратьевна. Кушай, батюшка, кушай.
>Рисположенский(садится). Жил старец, маститый старец… Вот уж я, матушка, забыл где, а только в стороне такой… необитаемой. Было у него, сударыня ты моя, двенадцать дочерей – мал мала меньше. Сам работать не в силах, жена тоже старуха старая, дети еще малые, а пить-есть надобно. Что было добра, под старость все прожили, поить, кормить некому! Куда деться с малыми ребятами? Вот он так думать, эдак думать – нет, сударыня ты моя, ничего уж тут не придумаешь. «Пойду, говорит, я на распутие: не будет ли чего от доброхотных дателей». День сидит – Бог подаст, другой сидит – Бог подаст, вот он, матушка, и возроптал.
>Аграфена Кондратьевна. А, батюшки!
>Рисположенский. Господи, говорит, не мздоимец я, не лихоимец я… лучше, говорит, на себя руки наложить.
>Аграфена Кондратьевна. Ах, батюшка мой!
>Рисположенский. И бысть ему, сударыня ты моя, сон в нощи…
Входит Большов.
Явление девятое
Те же и Большов.
>Большов. А! и ты, барин, здесь! Что это ты тут проповедуешь?
Рисположенский (кланяется). Всё ли здоровы, Самсон Силыч?
>Устинья Наумовна. Что это ты, яхонтовый, похудел словно? Аль увечье какое напало?
>Большов (садясь). Простудился, должно быть, либо геморрой, что ли, расходился…
>Аграфена Кондратьевна. Ну, так, Сысой Псович, что ж ему дальше-то было?
>Рисположенский. После, Аграфена Кондратьевна, после доскажу, на свободе как-нибудь забегу в сумеречки и расскажу.
>Большов. Что это ты, али за святость взялся! Ха, ха, ха! Пора очувствоваться.
>Аграфена Кондратьевна. Ну, уж ты начнешь! Не дашь по душе потолковать.
>Большов. По душе!.. Ха, ха, ха… А ты спроси-ка, как у него из суда дело пропало; вот эту историю-то он тебе лучше расскажет.
>Рисположенский. Ан нет же, и не пропало! Вот и неправда, Самсон Силыч!
>Большов. А за что ж тебя оттудова выгнали?
>Рисположенский. А вот за что, матушка Аграфена Кондратьевна. Взял я одно дело из суда домой, да дорогой-то с товарищем и завернули, человек слаб, ну, понимаете… с позволенья сказать, хошь бы в погребок… там я его оставил, да хмельной-то, должно быть, и забыл. Что ж, со всяким может случиться. Потом, сударыня моя, в суде и хватились этого дела-то: искали, искали, я и на дом-то ездил два раза с экзекутором – нет как нет! Хотели меня суду предать, а тут я и вспомнил, что, должно быть, мол, я его в погребке забыл. Поехали с экзекутором – оно там и есть.