Сводные. Тихоня для хулигана - стр. 26
– Заткнись, – зло перебивает Мирон.
Его пальцы жёстко хватают мой подбородок. Воздух, вырвавшийся вместе с горьким приказом, опаляет мои губы, но я неосознанно иду ва-банк.
Обхватываю ладошками мокрые щёки Мира и дерзко его целую, заставляя нас обоих замолчать.
Меня трясёт от дерзости, которую я совершаю, поддавшись непонятным эмоциям.
Чего я хочу добиться этим поцелуем? Хочу заставить Мирона замолчать или осушить его боль, так очевидно сквозящую во всём его поведении? Или просто делаю это, потому что он вопреки здравому смыслу, стал мне симпатичен?!
Мои пальцы нервно подрагивают. Хаотично скользят по щекам. Очерчивают овал лица. Касаются заострённых скул и чёткой линии челюсти, переходящей в упрямый подбородок.
Мне нравятся мягкие и тёплые губы Мирона, которые буквально обжигают своим откликом и впитывают дрожь от принимаемого нами холодного душа. И в поисках ещё большего единения прижимаюсь сильней к крепкому торсу.
От проявленной смелости сердце заходится в бешеном ритме, а от предвкушения последствий, которые меня ждут позже, замирает в груди. Не желает биться, словно впитывает в себя всю прокатившуюся по телу эйфорию.
Мне никогда не хватало уверенности в себе, а встреча с Мироном опустила мою самооценку ниже плинтуса. Но несмотря на это, я рискнула, будто бросилась в омут с головой.
– Эй, эй, чокнутая. Тормози, – прервав поцелуй, отодвигает от себя. – Ты не по адресу. В нашей семье легко внушаемый и падкий на соблазнение это отец. Я не ведусь… – осекается, подбирая слова и старательно пряча недоумение. – На вот это вот всё.
– А я не пытаюсь тебя соблазнить, – не могу подобрать для своего поступка вменяемого объяснения и говорю первое, что приходит в голову. – Мне было важно отвлечь тебя.
– У тебя фигово вышло, Стасик, – склоняет голову набок, а следом похрустывает шеей, снимая напряжение. – Дурацкий поцелуй не переубедил меня и не поменял моего отношения. Ты меня бесишь!
Хлёсткой фразой разрывает такую незримую и притягательную атмосферу, которую, по всей видимости, я сама себе нафантазировала. Ничего подобного между нами Мирон не замечает, слегка огорчая этим и провоцируя вновь задеть за больное.
– Ты зол не на меня и мою маму, ты злишься на свою и незаслуженно винишь нас, – тянусь к Мирону, но тот не позволяет снова себя коснуться, импульсивно отшатываясь к стене. – Когда ты разберёшься лично в себе и своей обиде, то поймёшь, что ни моя мама, ни я не собираемся ссорить тебя с отцом, – тереблю на себе промокшую насквозь блузку, не зная чем ещё занять свои руки. – И влезать между вами у нас тоже нет цели.
Я не сразу замечаю, что Мирон успевает закрыть вентиль. Вода больше не обрушивается мне на голову и не холодит кожу. Только суровый взгляд янтарных глаз выхолаживает всё внутри меня и вновь наполняет чувством неприязни ко мне.
– Цели нет, но вы технично пускаете корни в мою семью… МОЮ… Вам никогда не стать её частью, не надейся.
Его трясёт, но скорее всего, не потому что он только что вместе со мной принял ледяной душ. А потому что быть в замкнутом пространстве с той, кого он так не выносит, оказывается для него настоящим испытанием.
– Мы же можем не враждовать, – вкрадчиво продолжаю, стараясь не обращать внимания на то, как Мирон снова начинает закипать. – Хотя бы ради родителей.