Светлана. Белая коза Альба - стр. 17
Тапочки оказались малы. Костя, надев их на босу ногу и примяв задники, прошлепал из кухни по коридору и с удовольствием посмотрел на белые простыни и знакомое пушистое одеяло.
Уже лежа в постели, он спросил по возможности равнодушным тоном:
– Кто этот Очкарик там, у Зиминых?
– Какой «Очкарик»? – переспросила мама. По звуку ее голоса было ясно, что она уже поняла какой.
– Ну… Очкарев, Бочкарев? Как его там?.. Студент тоже.
– Алеша Бочкарев? Он на одном курсе с Надей.
– Здесь живет или в Москве?
– Здесь, на Первомайской улице. Да неужели ты его не помнишь? Он у меня был одним из самых прилежных читателей. Впрочем, он постарше вас. Когда он кончал, ты, по-моему, еще не очень чтением интересовался…
– Должно быть, главный отличник у них? – презрительно фыркнул Костя.
– Да, он как будто хорошо учится.
Главный отличник… И Надя главная отличница… Занимаются вместе… Живет вредоносный Очкарик на Первомайской улице… И ездят они каждый день вместе в институт. Очкарик отдает Наде свой плащ, если дождь пойдет… Очкарику Александра Павловна говорит: «Ведь вы ее до самого дома проводите?»
Мама потушила верхний свет и поцеловала Костю:
– Спи, милый!
Укладываясь поудобнее, Костя пробормотал что-то о своей ненависти к тыловым крысам. Но мама всегда любила справедливость.
– Между прочим, он был контужен под Сталинградом, – сказала она, – и после этого его демобилизовали.
– Кого? – хмуро переспросил Костя, уже прекрасно поняв кого.
– Алешу Бочкарева.
Мама осторожно дотронулась до Костиной забинтованной руки:
– Не болит?
– Нет.
Он взял мамину руку и прижал ладонью к своей щеке:
– Мама, я дурак?
– Пока не замечаю этого.
Перед тем как начать видеть сон, Костя успел подумать, что его мама обладает ценным и редким (для родителей) качеством: у нее есть чувство юмора.
А Зинаида Львовна долго еще не ложилась. Ей был дорог каждый час, каждая минута, которые ее мальчик проведет с ней. Она сидела в темноте и слушала его дыхание.
Она разбудила его ровно в шесть. Ее удивило, как быстро он проснулся и встал, удивила неторопливая быстрота его движений.
Он вошел в кухню со стаканом в руке:
– Горячая вода есть?
Он стал наливать из чайника.
– Постой, детка, – сказала она. – Еще не вскипела.
Когда Зинаида Львовна вернулась в комнату, она увидела, что «детка» сидит перед зеркалом и намыливает кисточкой щеку. Зинаида Львовна всплеснула руками:
– Котя, ты бреешься!
Разумеется, Надю пришлось ждать. Костя это предвидел и вышел из дому с запасом в десять минут. Костя ходил по террасе и поглядывал в сторону Первомайской улицы, откуда, по всей логике вещей, должен был появиться ненавистный Очкарик.
Он появился гораздо позднее, когда Надя и Костя уже пересекли базарную площадь. Он появился вдалеке, в другом конце площади, и, приветственно помахав длинной рукой, исчез за домами. Он шел к станции параллельной улицей, самым неудобным путем, который только можно придумать, и самым грязным путем.
На платформе Костя увидел его еще раз, опять издали. Приветственный взмах длинной руки – и Очкарик понесся к самому дальнему вагону, в хвосте поезда.
О, деликатный Очкарик! Ладно, живи, Очкарик! Учись в институте вместе с Надей, можешь даже отдавать ей свой плащ, чтобы она не промокла под осенним дождем! А я повоюю и за тебя, поскольку ты герой Сталинграда. Но дай мне эти две недели почувствовать себя по-настоящему дома. Дай мне хоть на минуточку – по утрам и вечерам – забывать, что я младший лейтенант Лебедев, и быть просто Костей Лебедевым.