Свет моих пустых ночей - стр. 23
– Спасибо. – Она топчется на месте. – Ну, я пойду?
– Да, конечно, – смотрю в бездонные синие глаза и тону.
Не понимаю, зачем она стоит и смотрит в ответ. Не сводит внимательного взгляда широко распахнутых глаз. Просто два ледяных озера. Глубоких, полноводных. Сжирающих разум, волю, самообладание…
– Я не могу, – улыбается она застенчиво.
Лицо преображается до невообразимости. Как же она прекрасна! Как первые лучики солнца весной. Греют душу после беспросветной, какой-то нескончаемой зимы.
Слава подаётся вперёд. Кладёт ладошку в центр моей груди. Горячее пламя расползается по венам. Хочется сжать тонкую талию, стиснуть ладонями ягодицы, прижаться лицом к груди, но я не шевелюсь. Боюсь, что малейшее движение запустит механизм невозвратных действий.
– Егор, я не могу пройти, – смеётся Слава. Мои глаза отслеживают натяжение ткани на округлостях груди. – Вы загораживаете проход.
Резко разворачиваясь, покидаю ванную. Освобождаю проход.
Идиот. Просто фееричный идиот! Молодец, Егорушка!
Долго её нет. Заскучал я за готовкой. Когда все мыслимые и немыслимые сроки выходят, я иду по коридору и нерешительно стучу костяшками пальцев в приоткрытую дверь спальни. Не хочется снова застать девушку врасплох. Обнажённой.
– Заходите, – пыхтит Слава.
Открываю. И тут же влетаю, испытывая раздражение. Нет, она не раздета. А лучше бы была! Эта упрямая девица решила самостоятельно расправиться с перепачканным бельём и теперь копошится с пододеяльником. Который я моментально вырываю из её рук.
– Вы чего это? – сопит она, закусывая губу.
– Того это! Тебе что врач сказал? Постельный режим соблюдать. Хочешь, чтобы рана начала затягиваться? Или пусть от постоянного напряжения вечно кровит, пока воспаление жуткое не начнётся, да, Слава?
– Я аккуратненько, – краснеет она. – Не цепляла, не напрягала!
– Однако, кровь пошла снова! – рычу в ответ.
От неожиданности она выпускает одеяло, которое я тяну на себя, шмякается на пол, прямо на свою роскошную задницу, и смотрит удивлёнными глазами. Морщится от боли, осознав, что произошло, но, вопреки моим ожиданием, Слава не плачет. Вздыхает так тихонечко и еле слышно шелестит:
– Я всё отстираю.
– Тьфу ты, глупая! Разве ж дело в перепачканных тряпках? – с досадой выплёвываю я. – Ты вообще слыхала что-нибудь о сепсисе, о гангрене?
По глазам вижу – не слыхала. Да и о бешенстве со столбняком, судя по всему, тоже. Протягиваю ей руку, помогая подняться на ноги. Заканчиваю с постельным бельём и собираюсь уже поднять кипу с пола, как девчонка подаётся вперёд.
– Не надо, – просит жалобно. – Я сама.
– Ты всегда такая упрямая? – всё-таки поднимаю кучку грязного белья с пола.
Всё, да не всё. Из пальцев выскальзывает что-то мелкое. И я смотрю вниз. Её трусики. С самым невозмутимым видом поднимаю потерю, всовывая в центр груды тряпья.
– В пору пришлось? – спрашиваю, намекая на то, что я ей выдал с другой одеждой.
– Низ – да, – смущённо отвечает она.
– Хорошо. Ступай за мной, переклею пластырь.
Не хочу размышлять, какие чувства испытываю от знания, что Слава носит вещи моей жены. То ли из-за этого сорвать хочется, то ли – по другому поводу. Но другой одежды у неё нет, а ходить голой она не может.
Так и идём. Я впереди с горой стирки, Слава, прихрамывая на правую сторону, за мной. В ванной снова проворачиваю ту же процедуру, что и получасом ранее, перевязывая для надёжности бинтом поверх пластырей.