Суртандус. Демон Рождества - стр. 2
– Мам, кто-то стоит у окна.
Клара, с трудом удерживая дрожь, посмотрела на окно. За стеклом мелькнула тень, длинная и изломанная, как ветка дерева. В этот момент запах пепла стал резче, почти удушающим, а огоньки ёлки на мгновение замерли, словно сама комната затаила дыхание.
Все обернулись. В глубине зимнего мрака, за стеклом, маячил силуэт, настолько неестественный, что даже сама ночь, казалось, отступила перед ним. Высокий, непропорционально вытянутый, он сливался с тенями, как древний миф, пробуждённый из ледяных глубин. Его длинные руки, напоминавшие иссохшие ветви, почти касались земли. Снег за окном перестал кружиться, будто остановленный невидимой силой, и откуда-то послышался слабый скрип, напоминающий плач старого дерева на ветру.
Запах морозного воздуха проник в комнату, но он был чужим – слишком холодным, слишком острым, напоминая не зиму, а сырой могильный лёд. В этом запахе смешались пепел и мёртвая хвоя, как напоминание о том, что когда-то было живым, но давно угасло.
– Это просто деревья на ветру, – буркнул Генри, но его голос дрогнул, выдав больше, чем он хотел. Слова прозвучали так неубедительно, что даже дети, которым он всегда внушал страх, не смогли найти в них утешения.
Глаза Генри, затуманенные страхом, продолжали смотреть в окно. Он видел, как неестественно длинная фигура, почти касаясь стекла, медленно наклонилась вперёд, её очертания размывались, становясь одновременно реальными и нереальными. Секунда, другая – и фигура исчезла, будто её унесло ледяным ветром, оставив после себя лишь тонкую трещину на стекле. Трещина змеилась вниз, будто след когтя, и слабый звук её появления – сухой и трескучий – заставил Лили всхлипнуть.
В этот момент часы в гостиной пробили двенадцать. Их звон разрезал гнетущую тишину, как раскат грома в ясный день, отдаваясь гулким эхом в стенах, будто сам дом замер в предвкушении. Звук был таким громким, что казалось, он не принадлежал этим старым часам.
Когда последний удар стих, в комнате вдруг погас свет. Лампочки гирлянды на ёлке, свечи на столе и даже огонь в камине одновременно угасли, оставив гостей в густой, почти осязаемой тьме. Клара вскрикнула, её голос был слабым, дрожащим, как у испуганного зверька. Томми выронил ложку, и её звонкий звук, раздавшийся в темноте, был словно выстрел.
В наступившей тишине Клара попыталась нащупать руку мужа, но Генри уже сидел неподвижно, словно каменная статуя. Никто не успел даже шевельнуться, как в центре комнаты внезапно зажёгся странный, бледно-синий огонёк.
Его свет был холодным, как сама смерть, и казался слишком реальным, чтобы быть игрой света. От него не исходило тепла, только ледяное оцепенение, которое проникало в сердце каждого. Огонёк не горел ровно – он колыхался, как пламя, потревоженное невидимым ветром. Но вместо уюта, который могла бы принести свеча, он внёс в комнату ощущение гнетущей пустоты, лишённой времени и пространства.
Из тени, казалось, вырезанной этим холодным светом, медленно появился гость. Сначала его фигура была нечёткой, как отражение в треснувшем зеркале, но постепенно она обрела резкие, пугающие очертания.
Это существо невозможно было описать с первого взгляда. Оно было слишком чужим, чтобы мозг мог сразу осознать его форму. Его лицо – длинное, узкое, с острыми скулами и неестественно бледной кожей, напоминало ледяную корку, покрытую трещинами. Глаза существа горели голубым огнём, но этот огонь не освещал, а пожирал всё, на что падал его взгляд. На голове возвышались рога, изогнутые и тонкие, как ветви засохшего дерева, а его одежда – рваная, тяжёлая, как старинный саван – свисала с худого, но сильного тела.