Супермаркет - стр. 28
– Э-э… гм… Я тут всего второй день работаю… – промямлил я в конце концов, нервно нашаривая свой «Молескин».
– Ну, для начала, это…
Ее перебила крошечная рыхлая белая тетка с лицом, охваченным гневом, похожая на Роберта де Ниро. Рост пять футов четыре дюйма, вся в белом, в усыпанном мукой фартуке, со скалкой и отвратительной волосатой бородавкой над верхней губой. Она открыла рот, чтобы заговорить, но прежде чем из него вылетел первый слог, я уже понял, что голос у нее будет, как у злодея из фильмов про Джеймса Бонда. Того самого джеймс-бондовского злодея, который и вызвал меня сюда по громкой связи.
– Этот, что ли, подсобник? – вопросила она, не обращаясь ни к кому из нас в отдельности.
– Да, я Флинн… Я…
– А ну-ка давай за мной, – перебила она, хватая меня за локоть.
И вот этот шестидесятипятилетний Роберт де Ниро в женском обличье уже тащит меня в тесную пекарню. Мы оказались в окружении холодильников, духовок, огромных противней футов трех в длину и двух в ширину. Помещение обрамляли прилавки, заваленные выпечкой.
– В холодильниках мы держим заготовки, – сказала тетка с сильным русским акцентом. Я посмотрел на ее бейджик. На нем было написано «Бианка». – А вот тут – готовая продукция.
Она вытащила коробку, и я сразу понял, что она имела в виду, – никакие пончики, крендели или бублики тут на самом деле не делались. Их поставляла какая-то сторонняя компания, и их хранили замороженными в белых картонных коробках. Так что все, что от вас требовалось, – это закинуть их в промышленную духовку, дать им пропечься и переложить в красивую упаковку, чтобы придать им такой вид, будто они сделаны тут с нуля.
В пекарне я провел несколько следующих дней, и за это время многое узнал. Довольно скоро мой блокнот был почти полностью исписан. К примеру, вы знали, что когда что-нибудь новое выносят в торговый зал – например, пироги или какую-то другую выпечку, – то самый свежак кладут под самый низ, чтобы сначала разобрали старые продукты? Так что когда в следующий раз пойдете в магазин, поройтесь лучше в самом низу или у стенки.
Помимо джеймс-бондовского злодея, который пытался убить во мне остатки оптимизма, здесь всегда была Миа. Наши рабочие места располагались как раз по соседству. Я раскладывал готовые бублики и буханки хлеба на прилавке типа буфетной стойки, только без прозрачной перегородки. Справа от меня был проход, через который мы могли выйти в зал, а с другой стороны от этого прохода было рабочее место Миа – она загружала духовки. Мы достаточно времени проводили вблизи друг от друга и установили полное взаимопонимание. Могли поболтать, поприкалываться, похихикать. Она показывала мне, как печь и замораживать торты. Это было прямо как из какого-нибудь эпизода «Холостяка», где соперницы что-то пекут вместе, игриво обсыпая друг друга мукой. У меня реально возникло чувство, что она на меня запала.
Миа рассказывала мне о своих жизненных амбициях, об учебе в колледже, где она изучала юриспруденцию. О том, как росла в очень бедной семье, как отец бросил их и слегка повернулся умом. Она приняла участие в конкурсе на полную стипендию, написала трогательное письмо одному типу, который баллотировался на пост губернатора. В итоге тот решил пожертвовать свои личные деньги на доброе дело, хотя еще вопрос, кто кому доброе дело сделал – он этой смуглой девчонке из бедной семьи, или она ему. Это был ловкий ход – сыграть роль благодетеля для молоденькой женщины из низшего класса, да еще и латиноамериканки, чтобы заполучить голоса. Такая уж штука политика.