Супергрустная история настоящей любви - стр. 4

Соединенных Штатах Америки. Держись, мир! Нас теперь не остановишь! – В ухе прогремел фрагмент диско-хита «Нас теперь не остановишь» Макфэддена и Уайтхеда[7]. – Ну скажи мне теперь, Ленни. Зачем ты уехал из нашей страны? Работать или развлекаться?

– Работать, – сказал я.

– А чем ты занимаешься, Леонард, он же Ленни Абрамов?

– Э… Бессрочным Продлением Жизни.

– Ты сказал «обесточенным растлением жизни». Верно?

– Бессрочным Продлением Жизни, – повторил я.

– Твой Кредитный рейтинг, Леонард, он же Ленни, из возможных тысячи шестисот?

– Тысяча пятьсот двадцать.

– Неплохо. Умеешь экономить. У тебя средства в банке, ты занимаешься «обесточенным растлением жизни». Я просто обязан спросить, состоишь ли ты в Двухпартийной партии? И если да, желаешь ли подписаться на наш новый еженедельный информационный канал «Нас теперь не остановишь!»? Всевозможные советы тем, кто вновь приспосабливается к жизни в нынешних Соединенных Штатах и хочет с умом распорядиться деньжатами.

– В партии не состою, но на канал подпишусь, – сказал я. Надо же пойти ему навстречу.

– Вот и ладненько! Мы внесли тебя в список. Скажи мне, Леонард, он же Ленни, ты встречался за границей с симпатичными иностранцами?

– Да, – ответил я.

– Какими?

– Разными итальянцами.

– Ты сказал «албанцами».

– С разными итальянцами, – повторил я.

– Ты сказал «албанцами», – не отступался выдренок. – Знаешь, американцам за границей бывает одиноко. Сплошь и рядом! Вот поэтому я никогда не покидаю родной ручей. Зачем? Скажи мне, статистики ради, случались ли у тебя во время пребывания за границей интимные отношения с неамериканцами?

Я смотрел на выдренка, и руки у меня тряслись под столом. Это всем такой вопрос задают? Я не хотел очутиться в «охраняемой фильтрационной зоне» на севере лишь потому, что взгромоздился на Фабрицию, топя в ней свое одиночество и неполноценность.

– Да, – сказал я. – Всего с одной девушкой. Пару раз мы с ней того.

– Полное имя этой неамериканки? Сначала фамилию, пожалуйста.

Какой-то тип через несколько столов от меня, занавесив квадратное англосаксонское лицо густой гривой, вдувал в свой эппэрэт итальянские имена.

– Имя, Леонард, он же Ленни, я жду, – сказал выдренок.

– Десальва, Фабриция, – прошептал я.

– Ты сказал «Десальва…» – Но посреди имени выдренок застыл, а эппэрэт загудел, глубоко задумавшись, в твердом пластиковом корпусе отчаянно крутилось колесико – выдренок со своими кунштюками совершенно доконал старую микросхему. На экране появилась надпись «Код ошибки ВТ/УК-РГ/ФЛАГ». Я встал и пошел на пост охраны.

– Простите, – сказал я, припав к отверстию микрофона. – У меня завис эппэрэт. Выдра со мной больше не разговаривает. Позовите еще раз эту любезную филиппинку, пожалуйста.

В ответ древняя тварь на посту невнятно заскрежетала, тряся звездами и полосами на отворотах рубашки. Я разобрал «подождите» и «сотрудник сервиса».

Следующий час прошел под тиканье бюрократического метронома. Грузчики выволокли наружу золотую статую орла нашего E pluribus unum[8] в человеческий рост и обеденный стол без трех ножек. Наконец в коридоре застучали гигантские ортопедические ботинки – пришла пожилая белая женщина. У нее был величественный тройственный нос – более римский, нежели все хоботы, отраставшие по берегам Тибра, – и розоватые громадные очки, наводящие на мысль о доброте и прогрессирующем душевном здравии. Тонкие губы ее дрожали от ежедневных столкновений с жизнью, а в ушах болтались великоватые серебряные кольца.