Сундук безумного кукольника - стр. 8
Шелби рухнул обратно в кресло:
– А сейчас он где?
– А хрен его знает, – проворчал Пит, – может, скальп с кого снимает. Пойду что ль, погляжу…
***
С того памятного понедельника Шелби заметил, что опоздания прекратились, будто по волшебству. Работники спешили на ферму, как в кино, стремясь занять лучшие места на следующий выпуск сериала о Гордоне Шарпе.
Этот хромой неврастеник давал десятифутовый крюк, чтоб обойти трактор, мог уронить кофейный стакан от лязга автоматических ворот и не прикасался к мобильному телефону. Ужас Шарпа перед электричеством вообще забавлял рабочих донельзя. За глаза его одинаково беззлобно называли то "Маугли", то "квакер", а меж собой судачили, на каких выселках мира вырос этот дикарь.
Впрочем, причуды Дона, такие нелепые на первый взгляд, некоторым казались даже трогательными. Отчего-то приятно было, войдя в темный склад, включить свет и с затаенной улыбкой смотреть, как Шарп вскидывает голову и смотрит на пыльные люминесцентные лампы, помаргивающие дрянным синеватым светом, а обычное напряженно-растерянное выражение глаз на миг сменяется восхищенным изумлением ребенка, впервые оказавшегося на рождественской ярмарке.
Или налить ему мерзкого растворимого кофе, который он отчего-то обожал, и наблюдать, как с первым глотком по лицу Дона разливается такое искреннее упоение, что даже простецкий запах дешевой бурды отчего-то делается аппетитным и домашним.
И этот же невообразимый Шарп без седла ездил на самых норовистых конях, которых сам же умел подковать с ювелирным мастерством, был напрочь лишен брезгливости, с одинаковой сноровкой брался за плотницкий топор, вилы и кирку, а также категорически не понимал термина "рабочий день". Он приходил на ферму еще до рассвета, несказанно радуя скучающего ночного сторожа, пил с ним неизменный кофе и отправлялся в стойла, оставаясь там, пока тот же ночной сторож не начинал бухтеть у него за спиной, звеня ключами.
К собственной физической чахлости Шарп относился с поразительным безразличием, будто к размеру обуви. Он не принимал помощи, выходные брал только по настоянию Мэгги, а в дурную погоду лишь опасался, не мерзнет ли в стойлах молодняк.
Мучительно кашляя, бледнея от дурноты и то и дело нашаривая в карманах аптечные коробочки, Шарп обихаживал скот с усердием и нежностью опытной бонны. Он первый указывал на едва заметные глазу недомогания у животных, неуловимым чутьем понимал причины хандры или агрессии, часто ставя абсолютно ненаучный и абсолютно же верный диагноз раньше ветеринара. Он давал клички новорожденным телятам и ворковал с ними, будто детсадовский воспитатель. Шарп по-прежнему был неразговорчив, но многие слышали, как за работой он низким мелодичным голосом напевает песни на смутно понятном языке, тут же умолкая, стоило ему заметить чужое присутствие.
Он терпеть не мог разговоров о своем прошлом, и даже на вопрос, где провел детство, односложно отвечал: "В Шотландии", будто Шотландия эта находилась на другой планете, и в рассказы о ней все равно никто бы не поверил.
Время шло, а Шарпы все прочнее обживались в деревушке. Более того, Маргарет, не особо мешкая, родила подряд двоих сыновей, а через несколько лет – дочь. Коллеги многодетной матери судачили, что рыжая Мэгги станет делать со своей оравой, овдовев. Но Дон, похоже, передумал помирать, поскольку заметно окреп здоровьем, лишь на всякий случай держа в кармане полузабытый и, вероятно, просроченный ингалятор.