Сумерки богов - стр. 18

Врождённое превосходство, одарённость и иногда гениальность оставались за мужчинами. Таковым представлялось Киану естественное положение вещей, мужских и женских сфер в мире точных наук.

Однако же Киану знал, что в этом тесном мирке сам он является объектом поклонения, центром мироздания, осью земли, что все студентки склоняют перед ним голову и тайно ему благоговеют. И благоговеют не из-под палки, не из-за отметок или других учебных благ, а по своему естественному чувству. Как это приятно и как правильно! Воистину женщинам больше по душе склонные к деспотизму диктаторы, чем бесхарактерные услужливые тряпки. Так что в этой обители Киану не знал поражений. Временами это не могло ему не льстить, но чаще воспринималось им как должное.

Итак, церемония началась. После короткой вступительной музыкальной части с плохо настроенными динамиками, после бравурного Gaudeamus на сцену пригласили Киану – декана факультета. Под оглушительные овации, одетый, как всегда, с броской элегантностью, сознавая важность своего положения, чувствуя сотни вонзающихся глаз, Киану в раскованно-щегольской манере вышел на всеобщее обозрение. Женская часть аудитории затаила дыхание. Более восторженные женские лица было трудно себе вообразить. Из-за боязни выглядеть суетливо Киану привык держать голову прямо, по минимуму смотреть по сторонам и поэтому был похож на манекен.

Остановившись у микрофона, он взял положенную паузу, дождался тишины и начал свою речь по стандартному сценарию. Он поздравил выпускников, собравшихся родителей и гостей, напомнил всем, что их факультет – один из самых престижных в университете, а университет – самый лучший в стране, так что комментарии здесь излишни. Не забыл с толикой почтительности воздать должное коллегам, за их, само собой разумеется, благородный труд. Потом говорил, как важен диплом для молодых людей, которые представляют будущее нашей страны, что от них зависит её переустройство, говорил, что выпускники, вооружённые полученными знаниями, начинают самостоятельный путь в мире науки, что теперь они могут воротить горы или продолжать обучение, поскольку физика – это наше всё, начало всех начал, основа всех основ, общее благо; анализировал общую ситуацию в образовании, провозглашал этот день воистину историческим и так далее и тому подобное, и так по кругу, и так без конца и края. Жонглируя словами, изрекая все эти банальные сентенции, Киану поглядывал на море доверчивых восхищённых лиц, обращённых к нему.

По огромному залу разливался низкий уверенный голос. Сам Киану не слишком вникал в собственные слова, но знал, что зал ловит каждое его слово и что у женщин к глазам подступают слёзы. Говорил он слишком механически, без души, но изо всех сил старался спрятать свои тщеславие и равнодушие, ибо ничего, кроме этих чувств, не испытывал. Нет, кое-что он, пожалуй, испытывал ещё: от понимания собственной значимости приятно кружилась голова. Когда-то ведь он и сам сидел в этом зале, среди моря четырёхугольных шапочек с кисточками и смотрел на декана, как на ожившего идола во плоти.

Впрочем, как бы равнодушен ни был Киану к празднику, все же он был обычным живым человеком, и он знал, что в зале сидит Вера, а потому хотел поскорее со всем покончить и увидеть её. Как ни странно, но в первую очередь именно на неё он жаждал произвести впечатление, именно в её глазах он отчаянно желал выглядеть непревзойдённейшим из мужчин. Киану обладал особым даром – чувствовать своё превосходство; должна почувствовать его и Вера. И, как мог, он старался. Ведь именно за этим он её и пригласил. Вера должна была бы не сомневаться в том, что он именно тот, кого она ждала всю жизнь, и, разумеется, должна была бы оценить, что означает любовь такого уважаемого человека. Любит ли он Веру на самом деле, Киану и сам не знал, во всяком случае, до встречи с ней единственной его любовью была любовь к себе. А после их знакомства сдержанность в её глазах подстёгивала Киану, не давала ему расслабиться и заставляла демонстрировать своё превосходство.