Суккуб - стр. 10

Хочется зацепиться за кого-нибудь и провести эти пару часов в компании. В сумке на плече сложены лекции, но здесь и сейчас, в тихом финиширующем дне, хочется легкости в мыслях. Дать отдохнуть голове. Просто отдохнуть.

– Привет, Лидок! – прошли мимо две сокурсницы.

Кисло улыбнувшись, я кивнула в ответ. Чтобы не стоять на месте, пошла вперед. Беспризорщина какая-то.

– Лида! – послышалось слева. Я обернулась. – Ты куда? Иди к нам!

На белой лавке, на всех её частях: и на сидушке и на спинке, сидела кучка ребят. Здесь был Лешка и Олежек. На спинке сидел бугай, которому Урод писал курсовую и две незнакомые девчонки.

– Мы в «Винстрим» собираемся. Пойдешь с нами? – спросил Лешка.

Я кивнула. Девушкам вход бесплатный. И за это я тоже люблю «Винстрим».

Я могу прийти, послушать музыку, потанцевать, поболтать со знакомыми. Мне не обязательно тратить кровные. Если кто-то хочет меня угостить, он угощает. Если ты одинокая и симпатичная, всегда найдется кто-то желающий тебя угостить. И если этот кто-то посчитает, что заработал исключительное право на внимание, сокурсники объяснят, что он ошибается. Это просто. Если не думать об этом.

Мы сидели в баре, пили, закусывали, танцевали, болтали и смеялись. Я смотрела на Лешку, взглядом прося отцепить от меня пристающего бугая. Андрей его, оказывается, зовут.

Жуткий транс сменила новая Мадонна. Медленная Мадонна. Вечная Мадонна. Мадонна, пишущая сказки для детей.

Поднявшись и обойдя стол, Лешка протянул ко мне руку, взял за запястье и вытянул на волю.

– Я боюсь его, – сказала я, оказавшись в его руках. Мы отошли в толпу. Розовые, зеленые, сиреневые фигуры и лучи бегали по лицам и полу. Пахло кондиционированным воздухом и дискотечным дымом.

Он не ответил. Просто обнимал, двигаясь. Его дыхание щекотало лоб и висок. Он был знакомым и теплым. Он был своим.

Когда тебя обнимает кто-то теплый и свой, сильнее всего чувствуешь одиночество. Чувствуешь глупость этого одиночества. Его ненужность. Его бесполезность и болезненность.

Когда тебя обнимает кто-то, кому ты доверяешь, кого знаешь не первый год и кому нравишься, многое становится проще.

Когда тебя обнимает кто-то вроде Лешки, ты не хочешь больше быть одна.

Когда ты все это чувствуешь, кажется, что вполне можешь полюбить этого кого-то.

Но из-за чего хочется реветь, я не знаю. Возможно, из-за месячных.

Он водил ладонью по спине, чуть сжимая пальцы. Проведя носом по лбу, поцеловал бровь. Когда пальцы сжали подбородок, поднимая лицо, я открыла глаза. Я могла отклониться. Могла отвернуть лицо. Так уже было.

В тот вечер он лишь прижал меня к себе, поцеловал лоб и сказал: «Прости».

Я казалась себе ребенком, а он предстал незаслуженно обиженным другом. Тогда нам было по семнадцать. Я думала, что никто кроме меня не встречал такого понимающего семнадцатилетнего парня. Но ответить взаимностью я ему не могла. Хотя, иногда хотелось.

Он наклонился.

Он не верил.

Не веря, осторожно коснулся губами губ.

Душно. Очень.

Я не умею целоваться. Мне очень стыдно, но я не умею. Это безумно глупо и непростительно в моем возрасте. Но я действительно не умею!

Я думала лишь об этом, когда теплые мягкие губы касались моих губ практически в недоумении. И когда он прижал меня к себе, впиваясь в рот, проникая языком вглубь.

Мадонна умолкла. Он не мог остановиться.