Судья королевского отбора 2 - стр. 36

Баронесса Тика опускается на колени перед лежачей и берёт её опухшую, словно желе, руку. Угадать хоть какие-то черты лица невозможно. Они потеряли чёткость.

– Если задержишься, то станешь свидетелем, – хрипит женщина.

Повисает удушающее молчание.

– Тебя ведь никто из родных не навещал, да?

В ответ на вопрос леди Никалины звучит лишь тишина.

– Знаешь, а я участвую в королевском отборе, – не сдерживая слёз рассказывает баронесса. – То ещё удовольствие. Помнишь, мы с тобой в университете хотели вместе на него попасть. Скука смертная! На Чудовищных островах намного веселее.

Судя по словам, они подруги, или, как минимум, хорошие знакомые.

Её милость делится с приятельницей историями с отбора, не утаивая даже своих чувств. Она забавно рассказывает про меня, как я единственная засвидетельствовала её прохождение через Арку Помыслов, как меня наградили той веточкой. Тут я не выдерживаю и тоже присоединяюсь к повествованию, дополняя его своим видением отбора. Присаживаюсь рядом на кровать, чтобы меня было лучше видно, и беру её за другую руку.

Несмотря на одутловатость, с лица девушки легко считывается удивление.

– Вы из другого мира?

Я киваю.

– Какой он? – она спрашивает с таким искренним любопытством, что я плюю на все запреты и рассказываю ей о Земле.

– Магии нет?

– Нет, зато есть наука и технологии.

– Кажется, ваша наука сильнее нашей магии, – с грустью замечает леди Томила.

– Отнюдь, – я качаю головой. – Моя мама умерла, когда я была совсем ребёнком, а папа умирал на моих руках. Скорая, это как бригада ваших лекарей, приехала поздно. В тот день было очень много вызовов.

Воспоминания воскрешают застарелую боль. Слёзы застилают взор. Я уже не вижу ничего, только чувствую, как меня берут за руку и выводят из комнаты смертельно больной. И обнимают.

Я утыкаюсь в широкую грудь и рыдаю, не сдерживаясь.

Это место настолько пропитано судорожным отчаянием, затаённой надеждой и мучительным бессилием, что я вспоминаю тот случай, когда отец, напившийся по случаю повышения, рассказал мне, как умирала мама. Она тоже умирала одна в больничной палате. Папа не мог быть с ней, потому что ухаживал за мной. Я заболела атипичной пневмонией. Взрослые с трудом выкарабкивались из этой заразы, а я, ребёнок, умудрилась её подхватить.

И умирающий на руках папа. Мы с мачехой были рядом и держали его за руки. Я помню, как всё время глядела на часы в ожидании скорой. А он…

– Я рад, что умираю дома в окружении близких, – его слова до сих пор звучат в моей голове.

Нет, эту боль невозможно излечить. С ней можно лишь научиться жить.

Мои рыдания стихают. И приходит осознание, в чью жилетку я только что лила слёзы. Только моё состояние его высокопревосходительство расценивает по-своему:

– Именно поэтому я и отверг идею с добровольной передачей силы.

– Спасибо, – шепчу ему, продолжая прятать лицо на его груди.

Он тихо продолжает, словно пропустил мою благодарность мимо:

– Эта болезнь появилась недавно, но мы успели её хорошо изучить. Мы с братом хотим исправить ситуацию в отношении этих больных. Они не заразны, но, чтобы мы не делали, родные и близкие боятся сюда приходить.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Спасибо, что подарили хорошие эмоции моим людям. Большинство из них на службе подхватили эту заразу.

– Я знаю…