Судья - стр. 64
Я ушел из университета. Катя нанялась в отцовскую фирму секретаршей.
Тесть и теща помогали деньгами. Иван Петрович обещал меня пристроить куда-нибудь, что было затруднительно, ибо я был ни на что не годен.
Новоселье справляли всем курсом. Катя была весела и счастлива. Вечный пессимизм и строгость покинули ее. Даже потом пришлось сводить ее в уборную. Я держал голову возлюбленной над раковиной, убирал волосы, пока блевала. Волосы у Кати были сильные, блестящие, я не хотел, чтобы они запачкались рвотой.
Я сидел на диване с краешку, рассеянно отпивая из бокала, презирая и ненавидя пьяных гостей – поющих, сплетничающих, жрущих консервированные салаты, которые Катя с тещей заготовляли все лето, как проклятые.
Встал с бокалом в руке. Катя, раскрасневшаяся, с расстегнутыми верхними пуговицами полупрозрачной блузки, вовсю распевала пьяным голосом: «Видно не судьба-а-а…» Пела она хорошо.
Я двинулся через гостиную. На пестром ковре танцевали раздувшиеся трупы однокурсников.
У стены – Таня.
Я замер. Она встретила мой взгляд.
Обменялись приветствиями. Привет-привет. Все, как и раньше, подумал я. Эта мысль имела горечь лимона.
– Выглядишь потрясающе.
Она действительно выглядела лучше, чем когда-либо.
Но я не знал, стала ли она счастливее. Меня это все еще волновало.
– Как тебе вечеринка?
Таня оглядела склеп, полный мертвых однокурсников, на секунду взгляд голубых глаз остановился на Кате, которую, как говорится, разобрало вовсю.
Таня усмехнулась.
– Веселюсь на всю катушку.
Это звучало банально. Мы замолчали.
– Погуляем?
Она кивнула.
Пересекла комнату, протиснулась к хозяйке. Катя, увидев подругу, вскочила со стула, восторженно засюсюкала. Таня что-то сказала ей на ушко. Катя просияла и бросилась Тане на шею. Девочки расчмокались.
Таня прошла мимо меня в коридор. Я взглянул на Катю. Та пила на брудершафт с каким-то смазливым холуем с серьгой в ухе.
Я молча вышел вслед за Таней, помог надеть пальто, подал шарф. Таня встретила в зеркале мой взгляд, по-мальчишески подмигнула и показала язык.
Мы гуляли по парку у стадиона. Ветер метал над дорожками опавшие листья. Солнце бросало через слой облаков жидкие снопы лучей.
Таня схватила меня за руку.
– Мы здесь гуляли, – сказала она, наморщив лоб, будто борясь с тяжким недугом.
Шли молча, и на проклятие вышли к университету.
– Я не могу, Паша, не могу, – Таня прижалась ко мне. Я неловко обнял ее. Она смотрела на меня снизу вверх огромными глазами, полными слез. Меня, убивало, как ее холодность уступала место детской беззащитности.
– Это место… ты… я… Мне как будто пришили оторванную ногу. Всякий раз, как здесь прохожу, болит, крутит и ломит.
– Таня… все кончено.
– Почему?
Я молчал, опустив голову. Мои плечи поникли.
– Шум прибоя. Помнишь?
Я медленно покачал головой. Поднял глаза.
– Я изменился, Таня. Я теперь… Призрак. Все светлое во мне умерло.
Мы смотрели друг на друга. Мне показалось, Таня удаляется, уменьшается, или я растворяюсь, просачиваясь сквозь трещины в асфальте.
Я кинулся к ней.
– Беги со мной. Пропадем вместе!
– Пропадем?
– Прыгнем с обрыва!
В темной комнате мы пытались вернуть невозвратимое. Так дуют на тлеющий уголек, реликт пожара, который уничтожил лес тысячелетия назад. Дуешь, пока голова не заболит, и – ничего.
В один безумный миг мне показалось, в самое пекло, в мгновение всепоглощающей страсти, ослепительный свет охватил нас, озарив комнату, стены, потолок в трещинах, застывшие силуэты мебели. Вспыхнул на секунду, и погас вместе с жалобными и страстными стонами, вздохами облегчения, криками отчаяния.