Судьба калмыка - стр. 39

– Э, э, вы куда? – повернулся к ним солдат. – Ты вот что, заглохни, служивый! А то схлопочешь пулю. – и бандит вытащил из-под рубахи пистолет. – Е-мое! Да вы чё, ребята? – развел руками солдат. Из свинарника послышался визг свиньи. Обладатель пистолета сунул голову за дверь, любопытствуя как там идут дела, и тут же упал как подкошенный, сбитый с ног увесистым березовым колом. Его пистолет валялся у ног, а он сам корчился лежа в проеме двери. Подобрав пистолет, солдат передернул его, увидел что он заряжен, удивился и сунул его к себе за ремень. Из-за пазухи достал автоматный диск, укрепил его на автомате и взяв за ноги лежащего, оттащил его от двери, которую запер на засов. Сняв с лежащего на земле охающего бандюги ремень, он связал ему сзади руки. Тут же послышался сильный грохот в двери. – Миха, ты че, сдурел? – открывай дверь, а то свиньи разорвут нас! – орали изнутри. – Вот и хорошо! Навек запомните дармовую свинину! – загоготал солдат. За дверью творилось невероятное – визг свиней, один особенно истошный, крики людей, грохот в двери. – Яйца берегите, оторвут! – весело смеялся солдат, наступив ногой на бандита, пытавшегося встать. – Ну ты, сука служивая, вытащи нас, иначе в куски порежем! – заорали за дверью. – Ага, щас! – солдат весело загоготал, и выпустил автоматную очередь в небо. – Это мой учебник боевыми строчит! – добавил он. Как ни странно, в свинарнике все замерло. – Вот так чтобы и сидели тихо-мирно! – уже яростнее заорал солдат, дергаясь от перенапряжения и заваливаясь набок. Связанный бандит в страхе зажмурил глаза. Солдата швыряло по сторонам, он вставал, падал, но автомат из рук не выпускал. – Пристрелит так, припадок у него! – мелькнуло в голове у бандюги и изловчившись он взбрыкнул ногами и попал каблуком в лицо солдата. Солдат ошеломленно остановился на секунду, из носа у него хлынула кровь, к нему вернулось сознание. Быстро глянув на бандюгу с задранными вверх ногами, он резко выставил перед собой автомат, держа его за приклад и ствол, упал на него. – Задавлю, сволочь, – давил он автоматом поперек шеи. Ворюга захрипел, засучил ногами. – Погоди, Петька, убьешь, отвечать придется! – вывернулся из кустов второй солдат, застегивая на ходу свои галифе, без гимнастерки в нижней рубахе.Сзади него испуганно выглядывала с растрепанными волосами девка. Прибежавший солдат был здоровенный детина, но никак не мог оторвать своего товарища от лежащего внизу пришельца. Наконец это ему удалось и видя закостенелый взгляд с раскинутыми руками ночного гостя с каплями крови на лице и шее, он обреченно изрек: – Ну все, Петька! Попали под трибунал. Почиркав спичками, он внимательно оглядывал лежащего и хлопая его по щекам приговаривал: – Очнись, дура ты этакая! Потом вскочил, метнулся к углу сарая, зачерпнул в свои огромные пригоршни дождевой воды из большущей бочки и вылил на лицо лежащего. Тот захрипел и вдруг чихнул. – Ну, то-то! – ободряюще молвил детина, – а то вздумал комедь мертвую ломать. На другом конце сарая вдруг зазвенели стекла разбитого окна, которые длинными рамами – лентами были устроены почти под крышей свинарника. – Бля, уйдут, а я ногу подвернул! – как-то буднично заявил Петька, успевший разуться и перематывающий портянки. Кто там еще? – выдохнул детина. Да двое еще в свинарник заскочили, свиней резать. Этого-то я уговорил колом по хребту, а тех запер в свинарнике. Уйдут, вот тогда точно под трибунал. – А стрелял кто? – Да я в воздух пальнул для острастки. – Мать твою за ногу! И меня от самого интересного дела оторвал, – ругнулся детина и рванул в сторону звеневшего стекла. Петька подгреб ближе свой автомат и вертел головой, слушая крики и треск ломающихся досок или палок в яростной борьбе у дальнего края свинарника. Он также внимательно поглядывал на лежащего бандюгу, который что-то бормртал. Вдруг из-за изгороди метнулся по кустам сноп света и вскоре послышалось урчание машины. Наконец пучки света фар нащупали Петьку, одевающего сапог и вдалеке согнутую фигуру, с усилием волочащую что-то по земле каждой рукой. Свет уже не метался, а устойчиво высвечивал всю эту картину. Петька поспешно взял в руки автомат и начал подниматься. Сидеть! Брось оружие! – визгливо донеслось из кустов. Петька снова сел, но автомат из рук не выпустил. – Стоять, руки вверх! – заорали где-то на другом конце сарая. Брось на землю, чего несешь! Солдат – детина, поймавший двух остальных ворюг, и не думал выполнять чью-то команду. Сипло дыша, он продолжал тащить свою поклажу, изредка поддавая коленями то одному, то другому бандюге, цеплявшимся за его ноги. Положение их было незавидное. С разбитыми мордами их тащили за шиворот волоком по земле, как щенят. – Стоять, руки вверх! Стрелять буду! – вновь заорали сзади детины. Солдат остановился. Повернулся назад и хрипло дыша заорал в ответ.: Ты че, дурак? Подниму руки вверх, они же убегут! И поддав коленями направо-налево, вновь потащил свой груз дальше. А Петька спокойно сидел и вел переговоры, не выпуская из рук автомата. – Милиция, говоришь? А покажись на свет, пистолет убери. Не-а, не знаю Вас. Не могу сдать оружие и пост. Да вот одного бандюгу взяли, двоих мой начальник тащит. Свининки друзья захотели, поронули там в свинюшнике свинью – другую, да вот мы-то тут для чего? Задержали. Стало быть. И в подтверждение детина шумно дыша и харкаясь брякнул на землю метрах в двух от Петьки свою поклажу. – Лежать, суки, а то каблуком в землю втопчу! И он пошел к бочке с водой, где шумно умылся. В пригоршнях он принес воды и спокойно сказал: Умойся. Петя. А то весь в крови. Петька одной рукой зачерпывал из его пригоршней, другой крепко держал автомат. Милиционеров очевидно было трое – четверо. Одного Петька видел, другие не показывались прячась в кустах. – Ну чего ребята делать –то будем? Задержанных надо сдавать органам. – Ага, сдай, а вы может вместе с ними за свининой приехали. Точно, Гоша? Все может быть! – пыхтел детина скручивая руки ремнем второму бандюге. – Вот что. Ребята, мы у вас на виду под прицелом, вы нас можете перестрелять. Но оружие и бандитов мы вам не отдадим пока не привезете сюда нашего начальника охраны госпиталя. Есть такой капитан Кулагин, или его заместитель. – На-ка, Гоша, трофей – и Петька сунул ему в руки пистолет. У машины, в темноте, совещались. – Слышь, ребята! Пока светло от фар, разложите костер. Рядом с вами будет светло – вас будет видно, вы будете под прицелом. А наш человек смотается за вашим начальником. – Ты смотри, варит башка у мусоров, – прошепелявил кто-то из лежащих бандитов. Щас, Петя, я мигом костерчик разведу, – и Гошка метнулся к поленнице, и принес огромную охапку дров. Надрав бересты с поленьев он умело разжег костер, и когда он ярко запылал, машина попятилась назад и уехала. Без света фар стало темнее. Из кустов с разных сторон доносились голоса: Ребята, мы здесь, не балуйте! Не шалите и вы, друзья! Петька из всей дивизии был наипервейший стрелок. Стреляет и на ощупь, и на звук без промаха. – Слышь, мужики! Развяжите руки, свидимся, хорошо заплатим. Нельзя нам к мусорам попадать – вышка будет. – А ты вскочи и бегом, может они и промажут, мы-то стрелять не будем! – пыхтел самокруткой Гошка. – Да руки связаны, не убежишь. Стало быть лежи, не дергайся. – и Гошка деловито подкладывал дров в костер. – Да жарко! – елозили по земле ворюги. –Ничего, грейся, на Севере холоднее будет! – успокаивал их Петька. – Слышь, Петя, ну попались мы, ваша взяла. Колыма нам за радость будет. Об одном прошу – не говори, что дуру у меня отнял. – Кого, кого? – не понял Петька. – А, забыл что ты не ботаешь по фене. Ну, пушку, пистолет, не говори, что у меня забрал. Мокрушный он, за мусором числился. Петька озадаченно уставился на Гошку. Все очень просто, каждая вещь должна находиться у хозяина. И Гошка быстро, не церемонясь сунул пистолет бандюге за воротник рубахи между лопаток. Тот закрутился по земле змеей и заверещал: Не надо, вытащи! У, суки, убью вас! – Ага, щас! – и Гошка так ляпнул своей ручищей по его пояснице, что тот взвыл диким ревом. По кустам замелькали блики света. И скоро подъехала машина, хорошо высветив обитателей у костра. Из машины вывалилось много людей. Петька кошкой кувыркнулся в тень от костра и скомандовал: Всем стоять! Капитана Кулагина к костру! Уберите пистолет в кобуру, товарищ капитан! – Ну, ты даешь сынок! – возмутился капитан и стал засовывать пистолет в кобуру. – Вот теперь я узнал Вас, товарищ капитан, не надо убирать пистолет. – Ах ты, сукин сын! -возмутился усатый небольшого росточка толстенький капитан. – Вот мы с кем войну выиграли! И растопырив руки он пошел к костру. – Где ты, Гусаков? – Да тут я! – совершенно с другой стороны выкатился Петька и похрамывая пошел к капитану. – Люди-то эти из органов? – осведомился он. – Из органов – проверил удостоверения и за подмогой в райотдел милиции позвонили, вторая машина идет. Напарник-то твой жив? – Да тут я! – пробасил Гошка. – А чего не по форме, где гимнастерка? – Да жарко, вон на кусту висит. – Живы, значит? Ну и ладненько. Рассказывайте, чего тут у вас стряслось. – Да вот на охраняемый пост напали, свиней резали, хотели увезти. На чем только не знаем. А, вон за бугром лошадь с телегой, у дерева. Наверное, их транспорт. – сказал капитан. Ну, а при задержании оружие применяли? – Не. Одного колом по хребту, а двоих вон Гошка кулаками отходил. Ну а я в воздух три патрона выпустил. Было. Можно было и не стрелять, так, созорничал. – Ладно тебе Гусаков, на бандитов патронов жалеть. Сам бы мог погибнуть. –Это точно. Вон у того за шиворотом полная обойма. – Пистолет? – вытянулся лицом капитан. – Точно, – подтвердил Гошка. – Узнаю разведку – каждая вещь должна быть у своего хозяина? – засмеялся капитан. – Молодцы, что вот так. – и он жестом показал на пистолет под рубахой бандюги. – Ну что, зовем милицию? Зовем. – и капитан жестом поманил к себе стоящих у машины. Не только от машины, но и из кустов к ним с оружием в руках стали подходить милиционеры. Свинарник был оцеплен. Расспросив что и как здесь произошло, майор милиции долго светил фонариком в лицо первого бандюги, что-то выискивая не то в его лице, не то в своей памяти. Ощупывая на его хребте очертанья пистолета, он шумно вздохнул и заключил: Вот и встретились, Булыга, как ты от меня не убегал. Тут тебе и конец будет. – Не мой это пистолет, подкинули мне его! – заверещал и задергался бандюга. –Ожил, значит, ну и хорошо. Уберите его, ноги связать, дергаться начнет, актер он хороший. А за шиворотом пистолет оставьте. – Не мой это пистолет, уберите! – верещал бандит. Задержанных быстренько утащили в воронок, покидали на пол. Попросили и солдат с капитаном проехать в отделение. Капитан махнул рукой: Ладно, съездим! Благо смену часовых я захватил. Тут и прибежала запыхавшаяся заведующая свинарником. Охая и ахая она цеплялась за китель майора и выспрашивала, сколько свиней украли. –Да целы твои свиньи, может какую и зарезали, завтра утром выясним. А сейчас его охрана да моя останутся до утра. – Нет, я посмотрю! – настаивала завхозша. –А я говорю до утра туда ни шагу ногой! – Ой. Да что же это такое! – заголосила она и пошла прочь. На следующий день только и было разговоров про нападение на свинарник. Со временем разговоры утихли, но для всех было ясно, – ночью с военной охраной лучше не шутить. Днем на свинарнике в основном работали бабы и подростки деревушки. Пришедшие с войны немногие мужики пока отсиживались по домам, на законных основаниях отдыхали и до мертвецкого состояния упивались самогоном. Отдохнув недельку- другую, пора бы и честь знать, браться за работу, но мужики, собираясь в кучки, нажравшись вдрызг, сначала обнявшись пели жалостные песни, потом. Выявляя кто лучше из них воевал и что тут без них делали их жены, хватали друг друга за грудки, молотили по сопаткам. Проигравшие в этой свалке являлись домой, расхристанные с разбитыми мордами, и вот тут-то начинался настоящий мужнин спрос: где ж это была его зазноба, да и что ж она делала тут без него во время войны? А его верная зазноба, облапив малолетнюю свору четверых – пятерых детишек, в рев кричащих от страха перед грозным родителем, преданно смотрела ему в глаза, не уставая повторять: Тише-тише! Мы сейчас тебя обмоем, тише родной. Мы так тебя ждали. Другого нам и делать было нечего. Обескураженный мужик бревном падал на пол, бился об пол головой, приговаривая: Да что ж я дурак такой! – Ничего, ничего, – вытирала, умывала его жена. – Старшенькие-то при тебе родились, вон четверо их. Ты ж так любил их! – четверо сыновей , нук, скажи у кого такие есть? Нету ни у кого. То-то. Только у тебя. Ну, а Настенька без тебя через месяц родилась, как тебя на фронт взяли. Ты ж видел, что я вот-вот родить должна была. Ты ж так дочку ждал! Вот тут мы все и есть, ну-ка посчитай нас! – Все мать! Простите меня! Завтра же иду на работу. – Ну и ладненько, а сейчас поспи, родимый, – и мать незаметным движением выпроваживала детей на улицу. – Тихо-тихо, все хорошо! В другой семье, где отец воин-победитель по пьянке пытался учинить подобный спрос, жена покорно становилась перед мужем на колени, закрыв лицо ладонями хрипло шепча: Виновата, бей! – А, стерва! Пока я кровь проливал, ты тут миловалась, наслаждалась! – и мощные пинки и удары кулаками опрокидывали женщину на пол. С искаженным лицом от злобы и ревности, муж – победитель топтал, таскал за волосы свою половину, мать его детей, изощряясь в побоях и уже не знающий, как же еще можно выместить на ней всю злобу, за войну, за нищую жизнь. За ее измену. Детей в таких семьях как правило прятали заранее – в соседях, на сеновалах, в подполе, до прихода отца. И среди старших, рожденных при отце, в серединке был крепко зажат и малолетний, из-за которого шел сыр-бор. Приятный малыш, рожденный без отца (и не дай бог от другого) хлопал глазенками и никак не мог понять: почему все родились, а он не должен был рождаться? Так нечестно. И он страшно обижался, когда ему кто-то говорил: Ванька, ты нам родной, но не совсем. – А почему вы мне тогда совсем родные? – Вон папка из-за тебя видишь что творит? – Ниче, он привыкнет, это он потому, что меня раньше не видел, а вас видел. Вот увидите, привыкнет, совсем родным станет. Я-то его родным считаю. А это главное. На детскую логику и убежденность возражений не хватало ни у кого.