Субботняя свеча в Ираке, или Операция «Микки Маус» - стр. 15
Сначала Галиндез сидел с растерянным лицом, но вскоре и до него дошел комизм ситуации. Он улыбнулся и вслед за мной засмеялся. Успокоившись, я сказала:
– Если хотите, я передам сестре, что она вам нравится.
Галиндез галантно приложил руку к сердцу и сказал:
– Айви, это просто удивительно. Вы пришли на свидание, оказалось, что ждут вовсе не вас, а вы как ни в чем не бывало смеетесь и ваша первая мысль – про сестру. У вас замечательный характер.
Я уже поднялась со скамейки и начала прощаться, как из пролома в заборе вылез капитан Блэр и направился ко мне, размахивая чьим-то личным делом. Галиндез зашагал обратно в свою часть, а капитан Блэр издалека закричал:
– Генерал Сатерленд съест меня на завтрак! Мы арестовали его личного переводчика два дня назад и только сейчас это обнаружили.
Мы сели рядышком на скамейку и заглянули в личное дело. Мухаммед Ифтах, угнал машину скорой помощи, показания главврача…
– Переводчика зовут Мухаммед Умар Ифтах. А искомого преступника зовут Мухаммед Сала Ифтах, – начал рассказывать капитан Блэр.
Одновременно мы оторвались от личного дела и посмотрели друг на друга. И вдруг капитан Блэр засмеялся. Я никогда не думала, что он может так смеяться – так, что и помойка, и скамейка, и пыльные тополя словно бы стали светлее. Это был смех человека, который не боится ни жары, ни снарядов, ни (о, ужас!) реакции генерала Сатерленда.
– Ну как же я могу вести дела… если каждого второго из них зовут Мухаммед… и все до единого утверждают, что они ни в чем не виноваты!.. – От смеха у капитана Блэра выступили на глазах слезы.
– Да они вам медаль должны дать, сэр. При Саддаме он бы состарился в тюрьме, пока доказал бы, что он не тот Мухаммед.
– Они мне по шее дадут, а не медаль. Ладно, пошли на покой.
Мы шли по пыльному шоссе, и закатное солнце светило нам в спину. Я тихонько улыбнулась своим мыслям.
– Ты что? – спросил капитан Блэр.
– Да так, сэр. Вы уверены, что я – это я?
– Абсолютно уверен. Ты – Айви. Ты – мой солдат.
Ложная тревога
– Нет абортам! Позор убийцам детей!
Рут Конкэннон заперла свою машину и направилась к центральному входу, который обступили демонстранты. Она была так занята своими мыслями, что забыла про служебный вход. Обычно, когда вокруг клиники собиралась демонстрация, Рут пользовалась служебным входом. Она не любила конфронтаций. Все равно она останется при своем мнении, а демонстранты при своем.
Рут шла по тротуару по направлению к клинике и смотрела на деревья, притихшие под снежными шапками и рождественскими лампочками. Звонок мужа поднял ее вчера с постели рано утром. В Ираке тогда был глубокий вечер. Кто бы мог подумать, что ее Том, который восемнадцать лет прослужил в резерве и не уезжал никуда дальше Вайоминга, отправится добровольцем в Ирак. Он был прекрасным механиком, чинил вертолеты и любил свое дело. «Пойми, Рут, – сказал он в день мобилизации, – там же один молодняк. Они думают, что они все знают, но в механике нужен опыт. Вертолет штука серьезная, она тяп-ляп не любит». Глядя, как муж вместе с другими мобилизованными резервистами садится в автобус, Рут подумала: «Что мне твои вертолеты – вертолетов в армии много, а ты у меня один».
В голове у Рут все еще звучал голос мужа и рокот пропеллеров на заднем плане. Том сказал, что завтра уезжает вместе с группой других солдат на север от Багдада, в лагерь «Анаконда», и не знает, будет ли там телефонная связь. Так что если он на следующей неделе не позвонит, то пусть она не волнуется. И вообще – все идет хорошо. Он здоров. В столовой нормальная еда. Вчера в душе наступил на пятнистую жабу. Рут только приготовилась спросить, откуда в душе взялась жаба, как на заднем плане раздался взрыв, который на мгновение перекрыл все остальные звуки. Не волнуйся, Рут, услышала она голос мужа. Это наши саперы взрывают бесхозные боеприпасы. Хорошо, подумала Рут. Допустим, я тебе поверила. Допустим, бесхозные боеприпасы взрывают по ночам.