Стяжавшие свет. Рассказы о новомучениках Церкви Русской - стр. 9
Но сейчас, перед картиной Иванова, она видела его совсем иным. У этого юноши была какая-то другая биография, ей неведомая… Это пугало Паню. Словно скрытый в недрах земли огонь полыхнул неистовым светом, готовясь опалить и преобразить все вокруг.
Она была потом даже рада, что он пропустил несколько занятий, выполняя какое-то задание Михаила Васильевича. Ей было приятно снова погрузиться в разумно устроенный мир сестринских забот: утренних и вечерних молитв, душеполезных бесед и клиросного пения. Матушка благословила ей послушание в аптеке, и Паня с удовольствием вникала в химические премудрости, училась отвешивать крошечные порции порошков на весах с миниатюрными гирьками, разбирать аккуратные латинские надписи на бумажных наклейках.
На Родину тем временем надвинулась беда: началась война с немцами.
Однажды Павел Дмитриевич пришел на занятие взбудораженный и долго рассказывал о разгроме немецких магазинов и контор на Мясницкой рядом с училищем. Пане трудно было представить эту шикарную улицу – с разбитыми стеклами, с дырами вместо дверей и окон, с размахивающим плакатами народом. Митинги продолжались: глухо доносились вести о разгроме Мытищинского вагоностроительного завода, венской булочной, о взрыве на Охтен-ском заводе…
Вскоре эта грозная волна коснулась и их обители. В конце мая 1915 года пришли в комитет Великой Княгини женщины и, когда им не хватило подработки, устроили митинг у дома генерал-губернатора Москвы. Они кричали о немецком засилье в Российской империи, обвиняя во всем «немку», – так они осмелились называть Матушку!
Сестры узнали об этом на следующий день, когда в обитель с Дербеневской набережной прибежала знакомая им сестра милосердия, дочь директора мануфактуры Карлсена.
Рыдая, она рассказала, как ворвались во двор фабрики рабочие и стали избивать ее отца, а потом на глазах дочери утопили его.
С фронта в это время приходили тяжелые вести: русские войска отступали. Продукты резко подорожали, и на улицах раздавались крики о том, что во всем виноваты немцы, нужно изгнать из Москвы, из России. Однажды на рынке Паня слышала сплетню о том, что Великая Княгиня собирается вернуться в Германию, где за ней ухаживал кайзер, возвратиться к вере отцов и своему народу.
Она хотела вмешаться, возразить, защитить Матушку… Но, видя распаленное ненавистью лицо торговки, повторявшей эту ложь, слушая одобрительные поддакивания ее соседок, промолчала.
– И хорошо сделала, – сказала ей потом сестра Валентина, с которой она поделилась. – Тебя саму могли избить или растерзать!
Что-то менялось в мире: сдвигались прежде незыблемые пласты, копились на горизонте грозовые тучи, иным стал даже воздух: резким, дымным, раздражающим…
Только Матушка не менялась. Она была все так же ровна и приветлива, все так же входила во все мелочи жизни своей обители. Задумала в нижнем ярусе собора сделать храм-усыпальницу, и сестры спускались туда вместе с ней в гулкое сумеречное помещение. А однажды в шутку стали выбирать себе места.
И вдруг, опомнившись, оглянулись на настоятельницу:
– Матушка дорогая, а Ваше-то место где?
Она задумчиво повела головой и словно бы указала на квадрат под узким окошком, а потом отдернула руку и уронила:
– Я бы хотела упокоиться в Иерусалиме…
– Как же мы там окажемся? – всколыхнулись сестры. – Или Вы нас… покинете?