Студёная любовь. В огне - стр. 5
– Тише, тише, – пробормотал ис-тэ. – Я исцелю раны.
Я взглянула на него с такой ненавистью, что старик потупился, а после, тряхнув пышной бородой, вдруг присел на край топчана и подался ко мне, чтобы еле слышно спросить:
– Любава, деточка, ты все вспомнила? Синарьен не успел брачный браслет тебе надеть?
– Уходите, – прошипела я и дернула к груди ослабевшие от тяжести кандалов руки. Цепи противно зазвенели. На запястьях не просто шрамы распустились, там живого места нет. За десять дней меня куда только не швыряли и как не издевались, чтобы я призналась, где принц. Чтобы рассказала, как убила его. Почему все еще дышу и меня не добили, ума не приложу.
– Ты должна меня выслушать, – быстро заговорил Патроун, оглядываясь на запертую дверь. – У меня мало времени. Блок тишины больше чем на пять минут здесь не поставить, а я не хочу, чтобы нас слушали.
Он перекрутил пальцы, повел сморщенной ладонью над собой, и нас накрыла дрожащая пелена щита.
Я слабо ухмыльнулась целым уголком губ, другая половина рта давно слиплась от запекшейся крови. Что же этот предатель такого поведает, что другим нельзя знать? Что они с владыкой вскинули на мои плечи многолетние страдания и заставили забыть то, что я ценила больше всего на свете?
– Ты должна мне сказать, что именно вспомнила.
– Идите во мрак! Я ничего вам не должна, – проскрипела я, преодолевая боль в горле, и снова отвернулась. Пусть уйдет. Боже, как я устала…
В одиночестве последнее время находиться было легче. Можно плакать навзрыд и думать, что никто не слышит, а когда слезы иссякали, слушать, как колотятся два сердца под ребрами, доказывая, что я не одна в этом мире. Можно незаметно грызть кулаки, чтобы притупить глубоко засевшую боль разлуки. И никто не осудит за слабость, никто не ткнет пальцем, что я не справилась, не воспользуется слабым телом. Хотя я уже и этого не боялась. Мне было все равно.
– Я не желаю тебе зла, деточка. – Ректор потянулся ко мне.
Я зарычала как зверь и попыталась его оттолкнуть, но старик оказался на удивление сильнее. После десяти голодных дней вперемешку с избиениями я могла разве что комара придушить.
Ректор вскинул брови и, по-доброму улыбаясь, покачал головой, а после бесстрашно опустил ладони на мои израненные руки в кандалах.
– О, мне знакома твоя необузданная ярость, – заговорил он мягко и тихо. – Я уже встречался с ней пять лет назад. С какого момента ты вспомнила? Много ли?
– Достаточно, чтобы вас ненавидеть. – Все-таки дернула руки, сбивая магию лечения, что рассыпалась светлыми искрами и на миг ослепила. Зажмурившись, я сдавила челюсти, чтобы не расплакаться. Мне не нужны подачки предателя, мне не нужна жалость. Вскинув подбородок и открыв заплывшие слезами глаза, прошипела: – Не стоит бесполезно тратить силы. Вы же их так цените на Энтаре. Берегите, а то вдруг ничего не останется…
– Мне не жаль на тебя сил, Любава.
Патроун настойчиво подсел ближе, прочитал быстрое заклинание, и меня затопила теплая волна магии. Раны на запястьях затянулись, кожа на щеке защипала, заживая, даже разбитая губа перестала гореть. Только в пустом животе, куда вояки били чаще всего, все еще оставался камень, но я не уверена, что эта боль физическая. Мне давно кажется, что это разрастающаяся пустота без Синара.