Размер шрифта
-
+

Струна - стр. 18

– Мы прощаем тебя, Уходящий… исчезай с миром…

Откуда взялись эти дети? Почему они такие одинаковые, отчего живет упрямая грусть в их широко распахнутых глазах, зачем им все это надо? «Струна»… Загадочная, нелогичная, жестокая и запредельная «Струна». И дети… Бесконечные, равнодушно глядящие мне вслед шеренги детей, завороженных, околдованных неслышным уху звоном, магической мелодией. Жертвы Крысолова? Или жертвы «Струны»?

Время будто замкнулось петлей… Я все шел и шел, а коридор не кончался, и отражались от стен – теперь уж обычных, не мраморных, а всего лишь бетонных, слова: «мы прощаем тебя, Уходящий… мы прощаем тебя…»

«А, все равно, хуже теперь не будет, так почему бы и нет?» – мелькнула мысль.

– Ребятишки, – резко остановившись, произнес я как можно громче, – а почему вы меня прощаете? Тут найдется хоть один, кого я обидел? Если да, пускай шагнет вперед. Нужно ведь еще и иметь это право – прощать…

Дети на секунду замерли, но лишь те, кто находился рядом. А стоявшие позади и те, до которых я еще не дошел, словно ничего и не случилось, продолжали заученно бубнить «мы прощаем тебя…» Мне тут же пришло в голову, что их, этих бедняг, наверняка мучили долгими тренировками. Иначе как объяснить такую ритмичность, такой слаженный хор мальчиков?

Впрочем, долго задумываться мне не дали. Болезненный тычок меж лопаток – и мой ультрамариновый провожатый злобно прошептал:

– Ну ты, козел, еще выступать будешь? С тобой поговорить напоследок, да?

Я обреченно двинулся вперед. Что означает «поговорить», я уже знал. Общения со следователями под черными масками мне более чем хватило. Действительно, какой такой гуманизм по отношению к нам, «деревянным»?

А коридор никак не хотел кончаться, и порой ловил я себя на мысли: может, все уже свершилось, и это и есть она, загробная вечность… Потертый линолеум пола, мертвый свет ламп, монотонно шевелящиеся детские губы… «Мы прощаем тебя, Уходящий»…

4

– Ну, готов? Спускайся, поехали! – мелькнув на пороге комнаты, крикнул Женя. И тут же куда-то умчался, этакий живчик.

Отчего бы и не поехать? Ничего другого и не остается. Альтернативы нет, не считая, конечно, лунного поля… А там теперь снег лежит толстым слоем. Новый снег нового года. И не осталось никаких следов от тех черных клякс в сухой траве… Разве что тени кружатся, белесые такие, стенающие… Увы, и этого нет, не верю я во всю подобную мистику. В конце концов, случившееся со мной куда более странно.

Я спустился во двор. Там, фыркая прогреваемым мотором, стоял приземистый «бизон», а на грязном, тающем снегу топтались Шура и Миха, ребята из Жениной группы. Докуривали, о чем-то негромко толковали, пересмеиваясь. Неплохие парни, мы не раз уже пообщались в бильярдной, не говоря уже о здешнем баре «На дороге». Кто сказал, что люди «Струны» не уважают пиво? Обывательские домыслы, господа! Особенно если завезут «Темное елагинское»… Это же такой букет! И как положено – раки, соленые сухарики, копченый судак… Бармен, старик Боксис, знает свое дело…

С сухим законом пришлось проститься в первые же дни. «Все, старик! – решительно заявил Женя, – кончились у тебя дни воздержания. Вместе с опытом погружения на дно. Так возьми от жизни ее природные дары, не гнушайся простыми человеческими радостями!».

Страница 18