Странные сближения. Книга первая - стр. 30
– В точности так.
Ипсиланти запросто может втянуть в войну всю Россию.
– Есть прямые доказательства планов «Филики Этерии» на крымских греков? – напряженно спросил Пушкин.
– В том-то беда, что скоро в Крым пожалует человек от Ипсиланти, а это куда как повод подозревать тут Этеристов.
И это происходит удивительно вовремя.
– Простите, Семён Михалыч, мы удалимся ненадолго.
– Разумеется, – пробормотал старик, тускло глядя на Пушкина. Александр не мог оценить своего странного сходства с Броневским. Оба они были голубоглазы, волосы Броневского в молодости так же вились, даже форма губ несла в себе некую общность с пухлыми африканскими губами Француза. Единственным, кто обнаружил сходство, был Александр Раевский, но Пушкину он ничего не сказал, поскольку тот, едва оказавшись с Раевским за дверью, схватил сотрудника за грудки и стал тормошить самым бесцеремонным образом.
– Понимаете? Нет, вы понимаете?!
– Перестаньте меня трясти. Я обязан помогать вам в расследовании, а не в физических упражнениях.
И Пушкин объяснил:
– Мы, то есть турки, готовы к войне, а Россия не готова
– Начать войну сейчас, значит, ее выиграть, но на стороне России выступит Священный союз
– Тогда мы, воспользовавшись тем, что греки организуют безопасное для нас сопротивление, заставляем крупнейшие греческие общины России примкнуть к оному
– Российский государь, видя, что изрядная доля его подданных отправилась воевать за свободу Греции, решает дилемму «поддержать-не поддержать» в пользу «не поддержать», но поздно – самые высокопоставленные лица уже втянуты
– Священный союз отворачивается от России
– Воюем
– Аплодисменты.
– Не хлопайте у меня под носом, ради Бога. Вы сегодня как сбесились.
– Вы не понимаете главного! – Пушкин заглядывал Раевскому в темные холодные глаза. – Зюден! C’est ce qu’il veut22 – спровоцировать наших греков!
– Убедительно, но вы можете оказаться и неправы. Доказательств нет.
– Так у нас, Александр, вовсе ничего нет, – резонно заметил Француз. – А теперь есть идея, к тому же похожая на правду.
– Согласен, согласен, – Раевский потёр переносицу. – А это означает: дальше в Крым.
По лестнице поднимались Сонюшка и Мария.
– Ах, мсье Александр, что вас так обрадовало?
– Нынче солнечно, – ответил вместо Пушкина Раевский. – Я и сам в приподнятом настроении.
– По тебе этого никогда не видно, – сказала Соня и убежала наверх.
– Pouvez vous garder un secret? – серьезно спросил Пушкин Марию.
(В глазах Александра Раевского в этот миг сменились выражения от изумления и ужаса до любопытства).
– Mais purqoi vous demandes?
– Вы женщина, Мари. А женщины умеют хранить лишь те тайны, что будут хранить их самих. Требовать взаимности от тайны – это, право, мудро, напрасно женщин упрекают в легкомыслии.
Мария почти испугалась. Лицо Пушкина никогда прежде не было так близко к ней, и сделалось видно то, что она привыкла не замечать в нём: некрасивый нос, обезьяньи губы, пухлые детские щёки и странно сочетающиеся с ними большие, серьёзные глаза. Да ещё и эти шрамы на скулах – следы ожога. Александр был вблизи страшноват.
– Слушайте, Мари, я сообщу вам тайну, которую вы обязаны знать, для вашего же блага, – (наклонился к самому её уху). – Вы самая прекрасная из всех женщин, из встреченных мною. Если когда-нибудь вам вздумается развязать войну, на вашей стороне будет армия влюблённых в вас мужчин. Знайте это.