Страницы умерших людей - стр. 13
В открывшееся окошко выглядывает тучная женщина. Она враждебно смотрит на меня и уточняет цель моего визита.
Я сообщаю ей, что пришел кое-кого навестить.
Она спрашивает, родственник ли я.
– Нет, я друг, – отвечаю я и, немного подумав, добавляю: – Лучший.
Она недоверчиво смотрит на меня, копаясь в своих бумагах. Вскоре она достает пожелтевший листок.
– Заполняйте, – она кладет передо мной листок с ручкой. – Вот тут дата и роспись, – тыча пальцем, она указывает на пустое место в углу листа.
Из окошка доносится спертый запах макулатуры и старой мебели.
Я начинаю заполнять листок, но тут же слышу от нее недовольный возглас:
– Отойдите от окна, видите же, что за вами очередь!
Сделав шаг в сторону, я пропускаю столпившихся за мной людей.
Проблема таких бланков в том, что они требуют от тебя слишком много лишней информации. Пропустив двух человек, я снова возвращаюсь к окошку.
Женщина выдергивает из моих рук листок и кидает его под стол.
– Четвертый этаж, левое крыло, – проговаривает она словно скороговорку.
Плотно закрыв за собой дверь палаты, я осматриваюсь по сторонам. Ветхая мебель беспорядочно расставлена по периметру комнаты, будто ее только что вынесли из антикварного магазина.
Возле одной из стен стоит кровать, на которой лежит Дима. Аппарат издает сигналы в такт его пульсу, лениво сообщая окружающим, что пациент все еще жив.
Он выглядит сильно похудевшим и бледным.
В палате пахнет застарелым лаком и хлоркой, отчего становится тошно. Я направляюсь к окну, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Рассохшаяся рама открывается только с третьего рывка, сразу же наполняя комнату кислородом.
От сквозняка дверь распахивается, и куча бумаг, лежащих на одном из антикварных комодов, разлетается по всему полу. Проходящая мимо медсестра с криками забегает в комнату и бежит к окну.
– Что вы делаете?! – восклицает она.
– Я решил, что свежий воздух пойдет больному на пользу.
– Для того чтобы принимать такие решения, есть врач, – говорит она, сдвинув брови. – Не нарушайте правила посещения, если хотите тут находиться, – она смотрит на меня сквозь очки. В ее взгляде напущенная строгость.
Я улыбаюсь и говорю, что все понял.
Осмотревшись, она принимается собирать лежащие на полу листы.
Я спрашиваю, кто лечащий врач Димы.
Она уверяет, что он первоклассный специалист.
Я уточняю, что меня интересует имя врача, и объясняю, что хотел бы побеседовать с ним. Я помогаю собрать ей остатки листков, на которых что-то написано корявым почерком.
Я спрашиваю, для чего это.
– Это история болезни! – ее бровь от возмущения вскакивает изогнутой линией над очками. – Вы что, совсем ничего не понимаете?
Ее бровь все еще нервно подергивается, когда я отдаю последние листы, поднятые с пола. После чего она, забрав их все, выходит из палаты, хлопнув за собой дверью.
Я беру стул, стоящий возле двери, и ставлю его напротив кровати.
Я смотрю на Джея – привык называть его именно так. По-моему, его настоящее имя осталось где-то за стенами школы, в то время как он отправился высоко-высоко.
До самых небес.
Или в бездну.
Он играл на барабанах в одной не очень известной рок-группе. И играл, надо признать, просто гениально.
Сейчас, сидя в этом пропитанном хлоркой и инфекциями притоне человеческих страданий, я вижу исход того перелома в человеческом сознании. Тот самый момент, когда человек понимает, что все катится к чертям и обратной перемотки уже не будет. Это здорово бьет под дых, конечно. Первое время он еще пытается делать вид, что все в порядке, но вскоре уже сам понимает, что попал в знатную передрягу. Именно в такой момент он наконец осознает, что наркотики и алкоголь не были выходом.