Размер шрифта
-
+
Storona - стр. 5
Играть
и бегать,
словно мышь.
И часто он
входил в смущенье,
Что есть какой-то
грозный Бог,
Его
не видно.
Где он,
где он?
Но говорят
что есть.
Подвох?
Да
в этом возрасте
мальчишка
Серьезно
думать
о богах
Не хочет сам,
и в том-то фишка
Что
сотни их
в своих
мирах.
Читал Євген
о Зевсе,
Торе,
О Перуне,
о боге Ра
Из книг
лежащих
тихо в доме
И так не понял —
кто ж был прав.
Но будни детства
мчатся быстро
И это детство
не одно,
И у иных
иные смыслы
Иное
жизни полотно.
Из града Львова
длится дальше
К другим
кишащим городам.
Вот-вот оно,
в Донецке нашем
Идет
к Слободиным рукам.
18
Наш Ваня рос
в семье,
где бремя
Вопроса денег
бьёт в печаль,
Хоть
и не бедствовал,
проблемы
С валютой были,
но не в край.
Отец
работает
на шахте,
Домой приходит
весь бес сил.
В глазах
его
осколки страха
Обломки чувств,
но он так мил
С родным ребенком
любопытным,
На все вопросы —
«почему?»
Он отвечает,
прям с избытком,
Он любит
в этом
быть плену.
А мать —
Светлана
греет душу,
Когда
за этим
всем следит,
За сыном
свойским,
свойским
мужем,
За их общением
навзрыд.
Ведь Вася
с Ваней
славно рады
Делиться всем
и обо всём,
И смех в квартире
бьется градом,
И оживает
снова дом.
Да пусть
горят
все эти деньги —
Все мыслит
вдумчивая мать,
Ведь не в бумаге,
не в монетах?
Секреты счастья
нужно брать.
Ведь счастье —
это
в общем чувстве,
Что при любых
проблемах
здесь,
Наперекор
всему,
всем буйствам,
Ты рад тому,
что просто есть.
И Ваня рос
при этом счастье,
Хоть бабы нет
и деда нет,
Он о былом
не знал ненастье,
Любви родителей,
тех
лет…
Он занимался
спортом
в радость,
В надежде на
большой успех.
Ему дзюдо
всегда казалось
Ступенькой выхода
наверх.
Читал он книги
из советских
Прошедших,
незабытых
лет,
Себя
Корчагиным же
с детства
Считал
и грел
свой красный свет…
19
Но жизнь
не вгонишь
в чьи-то рамки,
Всё
происходит и везде,
Хоть изверни
ты
наизнанку —
Утонишь
в этой глубине.
Минуты,
дни,
секунды,
даты
Всегда
события
идут
И не когда
не знаешь
платы
За то,
что там,
за то,
что тут.
Что
движет
жизнью
человека?
Есть обстановка,
но она
Окутав
личный мир,
как сетка
Из сотен нитей,
сплетена.
И вот
в таких
тугих
сплетеньях
Идет
наш
повседневный час.
Во Львов
заносятся
мгновенья
В обычный день
уходит сказ.
20
Средина осени
прекрасной,
Чарует видом
золотым.
Весь
окунулся
город
в краски,
Он стал
загадочным
таким.
Его дома —
веков строенья
Из
Европейской
красоты,
Теперь
окутаны сплетеньем
Различных ка́белей
в кресты.
Идут
по городу
трамваи,
Они
поболе
ста
лет
здесь.
Кафе щедры,
щедры Вай-фаем.
И в желтых
листьях
город весь.
Брусчатка —
даты
древней «здобич[15]»:
Пятнадц(а)тый век
ей приписал,
В семнадцатом веке
Зиморович —
Львовян
бурго́мистр-вассал.
И терпят
старые дороги
Колеса
новых евро-фур,
Преобразился
сильно
город,
Поникнув
в будущего
гул.
Эпохи льются —
сочетанье
И принимает
соки
Львов.
А в то же время,
в своей
спальне,
Євгена сон
уйти готов.
Раскрылось утро
солнцем дивным.
Мамуля смотрит,
как же спит
Её —
покой,
чарует,
сына,
Лица младого,
нежный вид.
Тарас,
хоть не
намного старше,
Но спит
как буйный,
дикий зверь,
А вот Євген,
ребенок младший
Так нежно спит,
хоть и не верь.
Его
открылись плавно
очи:
«Мамуню,
котрий зараз час[16]?»
«Та вже пора,
вставай, синочку,
Сніданок вже
чекає нас[17]».
Юнец из комнаты
выходит,
Момент
– умылся,
он уже
Стоит
на кухонном
пороге,
Где брат Тарас:
«Це ти?
Невже!
Втомився
я тебе
чекати,
Ти в нас,
без матінки,
ніяк
В підйом
не можеш,
ніжний брате,
Хоч
засипаєш сам,
вже рад![18]»
Ну а Євген,
привыкший
к шуткам,
На брата
он
не держит зла,
Хотя порой
обида жутко
Одолевает
все ж
юнца.
Да,
это
вещи бытовые…
Страница 5