Сто тайных чувств - стр. 30

Да, я злюсь на мать. В то утро она спросила меня, можно ли ей заскочить и развеселить меня. Два часа она сравнивала мой неудавшийся брак и свой союз с Бобом. Отсутствие ответственности, нежелание идти на жертвы, потребность только брать, но ничего не отдавать – вот общие недостатки, которые она заметила в Саймоне и Бобе. А мы с ней только и делали, что «давали, давали и давали от всего сердца». Она стрельнула у меня сигарету, потом спичку.

– Я видела, что все к этому идет. – Она глубоко затянулась. – Еще десять лет назад. Помнишь, Саймон полетел на Гавайи, а тебя оставил дома валяться с гриппом.

– Так я же сама его отправила. У нас были невозвратные билеты, и ему удалось продать только один.

Почему я его защищала?

– Ты болела. Он должен был подносить тебе куриный бульон, а не скакать по пляжу.

– Он скакал, как ты выражаешься, со своей бабушкой. У нее был удар. – В моем голосе зазвучали по-детски капризные нотки.

Мать сочувственно улыбнулась.

– Милая, больше не нужно отрицать. Я же знаю, что ты чувствуешь. Я твоя мама, не забывай. – Она потушила сигарету, прежде чем заявить в своей обыденной манере социального работника: – Саймон недостаточно любил тебя, потому что это ему чего-то недостает, а не тебе. Ты очень привлекательна. С тобой все в порядке.

Я натянуто кивнула:

– Мама, мне правда пора на работу.

– Иди. А я еще выпью чашку кофе. – Она посмотрела на часы и сообщила: – Дезинсекторы обрабатывали мою квартиру от блох в десять. На всякий случай я хотела бы подождать еще час, прежде чем вернуться.

А теперь я сижу за столом, не в силах работать, выжатая как лимон. Что, черт возьми, мать знает о моей способности любить? Неужели она не поняла, что сделала мне больно? Она жалуется, что время, проведенное с Бобом, было потрачено впустую. А я? Как насчет времени, которое она не проводила со мной? Разве это не было пустой тратой времени? И почему я сейчас трачу силы на размышления об этом? Я снова превратилась в сопливого маленького ребенка. Вот я, двенадцатилетняя, лежу лицом вниз на своей кровати, закусив уголок подушки, чтобы Гуань не слышала моих сдавленных рыданий.

– Либби-а, – шепчет Гуань, – что-то случалось? Ты заболела? Съела слишком многие рождественские печенья? В следующий раз я не буду делать такие сладкие… Либби-а, тебе нравится мой подарок? Если не нравится, то так и скажи. Я свяжу тебе другой свитер. Только скажи мне, какого цвета. Вязать одну неделю. Я закончу, упакую, и опять сюрприз… Либби-а, думаю, папа и мама вернутся с парка Йосемити и привезут тебе красивую подарку! И фотографии! Там снег, горы… Не плачь! Нет! Я не хотела тебя расстроить! Как ты можешь ненавидеть родную маму? Ох! Папу Боба тоже? Цзаогао…[25]

Либби-а, Либби-а, можно я включу свет? Хочу показать тебе кое-чего… Ладно, ладно! Не злись! Прости! Выключаю. Видишь? Снова темно. Спи дальше… Я хотела показать тебе ручку, которая вывалилась из кармана брюк папы Боба… Наклоняешь в одну сторону, и там дама в голубом платье. Наклоняешь в другую – ого! Платье-то падает! Я не вру. Посмотри сама. Я включу свет. Готова?.. Ой, Либби-а, у тебя глаза опухли и стали как сливы. Положи на них мокрое полотенце. Завтра не будут так чесать… Ручка? Я увидела, как она вывалилась из кармана, когда мы были в воскресенье на массе, ну да, на мессе… Он не замечал, потому что притворялся, что молится. Я знала, что это притворство, потому что у него голова закатилась набок и он храпел. Хрррррр! Правда! Я его слегка толкала. Он не проснулся, но его нос перестал издавать такие звуки. Ты думаешь, это смешно? Тогда почему смеешься? Через некоторое время я отвлеклась на рождественские цветы, свечи и цветное стекло. Я смотрела, как священник размахивает лампой с дымом. Внезапно я увидела, как через этот дым ко мне идет Иисус! Да, Иисус! Я решила, что он пришел задуть свои деньрожденные свечи. Я сказала себе: наконец я его вижу, я теперь католичка! Я так обрадовалась! Вот почему папа Боб даже проснулся. Я так и улыбалась Иисусу, а потом поняла, то это не Иисус, а мой старый друг Лао Лу! Он тыкал в меня пальцем и смеялся. «Обдурил, никакой я не Иисус! А ты решила, что у него лысая башка, как у меня?» Лао Лу подошел ко мне, помахал рукой перед папой Бобом. Ничего не случилось. Он потрогал легонько его лоб, словно муха присела. Папа Боб стукнул себя. Лао Лу медленно достал неприличную ручку из кармана папы Бога и спрятал в складе моей юбки, да, в складке, я так и говорю! Лао Лу спросил меня: «А почему ты до сих пор таскаешься в иностранную церковь? Думаешь, мозоль на мягком месте поможет тебе увидеть Иисуса?»