Сто и одна ночь - стр. 39

Замираю.

Надеюсь, под «таким сюрпризом» он имел в виду дом, а не спонтанный поцелуй.

Лихорадочно соображаю, есть ли в квартире то, чего Графу не следует видеть. Думаю, нет. Только записи в лэптопе, но они защищены паролем.

— Понимаю ваше любопытство. Но, в отличие от вас, мне рано вставать, так что…

— Шахерезада, — теперь его голос звучит прямо у меня над ухом. — Мне очень хочется узнать, как выглядит ваша квартира. И ради этого я готов на отчаянные меры.

— Любопытно… — Совсем, совсем не любопытно, я не хочу этого знать! Просто, оказывается, мне безумно нравится, когда слова произносят таким приглушенным голосом, на ушко.

— Если вы откажете, я вас поцелую. И вовсе не так, как это делают в начальной школе, — в словах Графа нет и тени заигрывания.

Его намек на мой «школьный» поцелуй — впрочем, как и сама угроза, — приводит меня в чувства. На сегодня с меня хватит прикосновений.

— Поклянитесь держать дистанцию.

Граф прижимает ладонь к груди. Он совершенно серьезен.

— Думаю, этой ночью вы убедились, что я способен себя контролировать.

Нет, он все-таки издевается.

— Следуйте за мной, Граф.

Жестом показывает: «Только после вас».

— Говорить я вам не запрещала.

— Лучше говорите вы. Так, значит, теперь наш Глеб живет в этом самом доме?

— Да, в этом самом доме. И ходит по тем же самым ступеням, по которым сейчас поднимаемся мы.

У Глеба наступили тяжелые времена. Он привык думать. Когда много думаешь, всегда находится правильный ответ или хотя бы направление, куда идти. Но теперь его мысли словно зациклились, как та песня, которая звучала во время близости с Ксенией. О чем бы Глеб ни размышлял, каждый раз возвращался к исходной точке: он живет в квартире замужней женщины, от которой сходит с ума, и которая не испытывает к нему никаких чувств, кроме разве что жалости. Не гонит его, но и не подпускает близко. Кормит с рук, но лишь тогда, когда захочет сама. У них не может быть отношений, не может быть будущего, только уйти из этой клетки в скандинавском стиле тоже невозможно. Будто воздух за пределами стен разряжен, и, если однажды не вернешься сюда, погибнешь.

Мысли проникали в сны. После таких ночей Глеб весь день чувствовал себя разбитым. Иногда он не спал вовсе. Как-то утром лежал в наполненной ванной — вода подступала к самому подбородку — и, глядя мутными от недосыпания глазами на собственное тело, думал о том, что мир не остановился бы, усни он прямо сейчас.

— В этой самой ванной? — Граф поворачивает кран и так внимательно следит, как вода разбивается об эмаль, словно проводит важный эксперимент.

— В этой самой.

Я немного напряжена. Но нет, ванна не даст ему ни одного ответа. Эта ниточка ни к чему не привязана.

Граф выпрямляется. Застывает.

— Ты живешь не одна? — нахмурив брови, спрашивает он и кивком указывает на две зубные щетки в стеклянном стаканчике.

— Просто… — Вот поэтому я и не люблю принимать гостей. Мой мир — мои странности. — Утром и вечером я чищу зубы разными щетками.

— С чем это связано? — в его голосе столько любопытства, будто мой ответ — ключ к пониманию меня в целом.

— Мне так удобно.

— Конкретнее?

— Отвечаю конкретнее некуда: это не ваше дело, Граф.

Он не спорит. Цепляет взглядом махровый халат на вешалке, баночки с кремами. Смотрю на него и не могу поверить: Граф в моей ванной комнате. Тот самый Граф…