Стихи - стр. 26
что мне пишет мой друг Парамонов —
подожду, не открою письма,
погляжу на снежинок круженье
и на все, что назвать не берусь,
хоть на миг отложив погруженье
в океан, окружающий Русь.
Трамвай
На Обводном канале,
где я детство отбыл,
мы жестянку гоняли —
называлось: футбол.
Этот звук жестяной
мне охоту отбил
к коллективной игре
под кирпичной стеной.
Блещут мутные перлы
треть столетья назад.
Извержения спермы
в протяженный мазут.
Как мешочки медуз,
по каналу ползут
эти лузы любви,
упустившие груз.
Нитяной пуповиной
в Обводный канал,
нефтяною лавиной —
на фабричный сигнал,
предрассветный гудок
подгонял, подгонял
каждый сон, каждый взгляд,
каждый чаю глоток.
Позабыт, позамучен
с молодых юных лет.
Вон в траве, замазучен,
мой трамвайный билет,
ни поднять, ни поддать
(сырость, кости болят).
Цифры: тройка, семерка.
Остальных не видать.
Этот стих меня тащит,
как набитый трамвай,
под дождем дребезжащий
над пожухлой травой;
надо мне выходить
было раньше строфой;
ничего, не беда,
посижу взаперти
со счастливым билетом
во взмокшей горсти.
Марш
За оркестра вздыхающей тубою
под белесой овчинкой небес,
притворившись афишною тумбою,
ветерком в подворотне, не без
холодка по спине,
наяву, как во сне,
пройти с опаской,
где пахнет краской
и стынет студень на окне.
Освещен маловаттною лампою
старый лев на столетнем посту,
под чугунной облупленной лапою
я записку найду и прочту:
«Иди туда, не знаю куда,
принеси то, не знаю что,
и аккуратно
вернись обратно
лет через десять или сто».
И пошел, и сносил свою голову
и, вернувшись, задрал высоко:
мойка окон, мелькание голого,
синька неба и синька трико,
пена плещется вниз,
вышел кот на карниз,
ужасен голод,
но вот он, голубь…
Кис-кис-кис-кис, кис-кис, кис-кис!
(кис-кис, кис-кис!)
Возле старого здания желтого
в черной шляпе и в черном пальто
с полной кружкой чего-то тяжелого
недоверчиво смотрит Никто.
Прислонился себе
к водосточной трубе,
и постепенно
хмельная пена
дрожит и тает на губе.
Дал нам Бог наконец наводнение,
град и трус, и струи дождя.
Отсырелое недоумение
проступило на морде вождя.
Лишь гвардии георгин,
Александр Александрович Басаргин,