Стенание - стр. 39
Екатерина подняла голову:
– Король вызвал меня в личные покои. Дело было неделю назад, девятого числа. И его слова поразили меня. Он прямо сказал, что Гардинер с приспешниками пытались заставить его поверить в гнусную ложь обо мне, но теперь он их раскусил. Генрих не знал, что все это мне известно. Или, возможно, знал, но предпочел это скрыть – он умеет так делать. – Екатерина замолчала и снова принялась теребить жемчужину, а потом продолжила странным, каким-то деревянным тоном: – Он объявил, что его любовь ко мне не угасла, и попросил моей помощи, чтобы проучить Гардинера и Ризли. Сказал, что подпишет указ о моем аресте и велит Ризли взять меня под стражу. Но притворится, что копия указа случайно попала в мои руки. Все услышат, как я плачу в отчаянии, и он придет утешить меня.
Голос ее величества на секунду прервался, и она судорожно сглотнула, а мое сердце заколотилось от досады, что король обращается с нею таким образом.
– Генрих разработал целый план. На следующий вечер меня вызовут в покои супруга, и я попрошу прощения перед его людьми, что зашла слишком далеко в обсуждении религии. – Она закрыла глаза. – Мне надлежало сказать, что я знаю, что долг женщины – слушаться мужа, и что я только пыталась отвлечь его от боли в ногах. Я сделала, как велел король, сыграла свою роль в представлении. – Я заметил в голосе Екатерины нотку горечи, которую она тут же подавила. – А на следующий день мне надлежало отправиться на прогулку в сад с супругом и со своими фрейлинами. По договоренности с королем Ризли должен был прийти с полусотней стражников, чтобы арестовать меня. Этот мерзавец уже решил, что победил, но, когда он прибыл, король вырвал у него из рук ордер на арест, назвав его перед стражей и моими фрейлинами скотом и мошенником, и велел убираться. – Екатерина грустно улыбнулась. – С тех пор его величество очень нежен и внимателен ко мне. Дарит мне новые драгоценности: он знает, что я люблю яркие самоцветы. Мне всегда был присущ грех жадности, как и тщеславия. – Она понурила голову.
– Так, значит… Стало быть, кризис миновал? – заключил я. – Это ужасное сожжение еретиков и новый, обновленный список запрещенных книг – последний акт трагедии? Ризли и консерваторы оказались посрамлены?
– Ах, если бы это был последний акт! – воскликнула королева. – Пропала одна книга, самая опасная из всех, и это произошло по моей вине!
Лорд Парр снова накрыл ладонью руку племянницы:
– Успокойся, Кейт. Не волнуйся, ты все делаешь правильно.
Кранмер встал и подошел к окну, выходящему на сад и реку за ним, голубую в этот летний безоблачный день и покрытую пятнышками парусов над баржами и кораблями. Это был совершенно другой мир. Оттуда, где строились новые апартаменты для леди Марии, доносились отдаленные удары молота.
Архиепископ сказал:
– Я упоминал о переговорах епископа Гардинера насчет нового договора со Священной Римской империей. А Пейджету удалось помириться с Францией. Однако лорд Лайл и граф Хартфорд тоже неплохо выполнили свою миссию. Оба сейчас за границей, но в следующем месяце вернутся с триумфом, и равновесие в Тайном совете сместится в сторону реформаторов. Это обстоятельство, вкупе с раздражением короля партией Гардинера, и поможет нам. Но зреет что-то еще, мастер Шардлейк. – Кранмер обернулся, и я ощутил всю силу его пронзительного взгляда. – Мы не знаем, в чем именно дело, но видим, как самые матерые консерваторы – герцог Норфолк, Гардинер и прочие вроде Пейджета – постоянно улыбаются и шепчутся по углам, хотя после своей неудачи должны были бы поджать хвосты, как побитые собаки. На следующий день после заседания Совета я слышал, как Пейджет потихоньку обсуждал с Норфолком какой-то визит из-за границы: оба разом замолкли, когда я приблизился. Ох, похоже, втайне зреет нечто ужасное. Они хотят разыграть новую карту.