Старые боги новых времён - стр. 6
– Знаете что, барышня?! – упёрла руки в бока маменька. – А ну-ка…
– Ой! – раздался от двери тонкий женский голосок. – А вы тут что? Ссоритесь?
Мы с маменькой синхронно повернули головы в сторону двери, и так же синхронно заулыбались.
– Ну что ты, Милечка! – вскочила маменька. – Дорогая, ну кто ссорится? Нет конечно! Пф-ф! так ерунда. Дай я тебя поцелую.
Уф… Милёна вовремя, как всегда. Милёна. Ну что за красота-то?! Копна солнечно-рыжих кудрей, бездонные васильковые глазищи, россыпь веснушек на тоненьком носике, добрая и ласковая улыбка, и вся такая хрупкая, как крылатая мавочка13. Вот уж чудо, вот уж диво. Ясная, светлая, милая, как зоренька. Оно и не удивительно, только такие и становились волховицами богини Лели. Богини весны, молодости, легкости, любви. И все волховицы, как одна, на вечно молодую Лелю похожи, не внешне, нет, сутью. Они покровительствуют девушкам до замужества, оберегают от глупостей, да ошибок и помогают обрести искреннюю любовь. Как уж братец смог уговорить такую чудную девушку, стать его женой не знаю, но факт остаётся фактом. Жена. А жена волховица – это что сказочная Берегиня! А как уж любят они друг друга… Эх!
– Милечка, ну ты как? – квочкой квохтала маменька. – Что врачи говорят?
– Ну какие врачи? Сроку-то всего второй месяц. И всё хорошо.
– Милечка, я переживаю, ты вон какая тоненькая, а Ратька, тот ещё тур14.
– Всё хорошо, не переживайте, – ласково улыбнулась Милёна. – Так о чём спор-то?
– Да ну, – махнула рукой я. – Ну какой спор? Решаем вот, определять Данияра в дружину али нет.
– Дружина – это хорошо, – радостно закивала Милёна. – Только в стрибожью.
– Лётчики? – матушкина брови взметнулись к волосам.
– Да-да. Я как-то слышала, Данияр и Ратмир, обсуждали ассов из пятой дружины Стрибога15. Так у Данияра так глаза горели, так горели!
– Хм… – задумалась маменька, и подошла к окошку. – Лётчик…
Пока матушка думать и размышлять изволила, я молча приложила руку к груди, и беззвучно шептала благодарности Милёне. На что мне махнули рукой – «мол, не беспокойся, всё хорошо». А маменька посветлела челом, стянула ленту с волос и растрепала свою гриву.
– Лебёдушки мои, пойду-ка я переоденусь к чаю, – выдала свою лучшую улыбку нам маменька, и была такова.
– Я не знаю, как ты это делаешь, но ты чудо, ниспосланное нам Богами! – чмокнула в щёчку Милёну. – Ещё бы пару минут, и всё.
– Да ладно. Велена сама бы всё поняла.
– Понять-то поняла бы, – хмыкнула я. – Но папу жалко… Переживает.
– Его тоже можно понять. Он Велену очень любит. И Катерину с Добрыней Всеволодовичем уважал. Семьёй считал.
– Ну что, пойдём отца спасать? Там к нему какой-то скучный человече пожаловал.
– Пойдём.
Через минуту выяснилось, что спасать нужно не отца, а его визитёра.
– Пошел прочь из моего дома!!! – раздался отцовский рёв из малой гостиной, куда мы, собственно, и спустились с Милёной. – И что б я тебя и близко не видел! Бобыня худоумный16!
Двери гостиной распахнулись, и в холл вылетел красный, как варёный рак, моложавого вида мужчина. Весь такой, ну-у-у… прилизанный, что ли.
– Вы не понимаете! – визгливо выкрикнул «прилизанный». – Я же…
– Пошел вон, вымесокъ17! – процедил сквозь зубы отец, и тут же рявкнул в сторону. – Фёдор! Выкинь этого, – ткнул в «прилизанного» пальцем папа, – за ворота.