Старая прялка - стр. 3

Вековая пыль, поднятая от ветхих предметов, щекотала ноздри. Витька терпел, вытирая грязной ладошкой сочившийся по лицу пот.

И тут… Занятый делами Витька услыхал, как в сарае кто-то негромко чихнул. В том, что чихнул не он, Витька мог поклясться самой страшной клятвой, какая только бывает на свете. Он перестал ковыряться и оглянулся. Распахнутая настежь дверь зияла светлым дверным проемом. Витька подумал, что ему показалось, и опять стал вытаскивать из груды вещей старую деревянную прялку. Но тут опять кто-то чихнул.

Теперь Витька в этом ни капельки не сомневался. Медленно пятясь к двери, он приглушённо спросил:

– Кто здесь?

В этот момент легкий ветерок, из любопытства заглянувший в полумрак сарая, колыхнул свисавшую с потолка паутину. Витька почувствовал, как его лица коснулась липкая и мохнатая лапа невидимого чудовища. С диким воплем он рванулся к спасательному проему, но в дверях запнулся, растянувшись во весь рост. За его спиной тут же раздалось писклявое:

– Хи-хи-хи!

Не переставая по-заячьи верещать, он на четвереньках торопливо выполз из сарая.

Врассыпную брызнули перепуганные куры, закатывая глаза и икая, пробежал голенастый бабушкин петух. Кот Васька с противным воем стремительно вскарабкался на дерево, притих, затаившись в кроне.

На улице светило солнце, белые бабочки капустницы порхали над зелёной травой, из огорода пахло мятой и укропом.

Витькина душа из пяток неохотно вернулась на положенное ей место. Он огляделся: бабушка все также трудилась в огороде, далеко на лугу женщина по имени тетя Маруся доила свою козу Фроську. Отсутствие свидетелей проявленной им трусости несколько его воодушевило. Витька поднял камень и запустил им внутрь сарая. Чтобы нагнать побольше страху, заорал хриплым голосом:

– Эй, кто тут есть? А ну, выходи!

Камень, видимо, попал в цель, так как из сарая тут же донеслось жалобное:

– Ой!

Витьке стало стыдно за свой неприглядный поступок. Набравшись храбрости – негоже такому молодцу, как он, испытывать страх, – вошел внутрь. И все же голос его слегка дрожал, когда он спросил:

– Ты кто?

В углу, в свете тонкого пыльного лучика, шевельнулась серая тень. Витьке стоило огромного труда не убежать.

– Я-то? Я Бабася.

Витька смутно, но все же разглядел маленькую древнюю старушонку. Судя по её дремучему виду, было старушонке не менее ста лет, а может, и все двести. Витька зажмурил глаза и помотал головой, но старушка не исчезла.

Шаркая подошвами разношенных башмаков, она с кряхтеньем, но довольно-таки ловко перелезла через груду хлама. Вблизи он уже более детально разглядел её ветхий наряд: коричневая вязаная кофтенка, штопаная-перештопанная, да мешковатая не по росту тёмная юбка, латанная в нескольких местах нитками прямо через край. Голова старушки, покрытая ерундовым шерстяным платком, порванным на самом видном месте, была похожа на кокон бабочки павлиний глаз, который ему приходилось находить в кустах сирени.

Но более всего Витьку поразили глаза. Несмотря на почтенный возраст старухи, они сохранили живой блеск, юркими мышатами шныряли под теплым платком. Создавалось такое впечатление, что её выразительные глаза жили сами по себе. Витька стоял, разинув рот. Очнулся, когда старуха, шамкая беззубым ртом, сердито спросила:

– Ты чего ж это в меня камнем-то шибаешь?