Сталинград. Том второй. Здесь птицы не поют - стр. 27

– В цель! В десятку твои слова, Михаил! Мстить – до последнего патрона, до последнего вздоха! Так, чтоб земля и камни горели – плавились под копытами этих нелюдей! Мы не вправе забыть имена наших погибших фронтовых товарищей. Забыть их боевой путь к бессмертной славе.

Но, ты, не тужи, брат! Не одним фашистам чужие шкуры дубить. На Россию – матушку какой только сволочи – погани не рвалось! Ан каждый был – мордой в землю воткнут, на лопатки брошен. Не тужи, Михаил! Будет возмездие! Будет Победа! Но и другое должны мы помнить с тобой…Весь советский народ должен помнить, – багровая краска облила щёки Арсения. Он перехватил пылкий взор Магомеда, жадно хлебнул талого воздуха и негромко, веско сказал. – Когда фашистов не будет и в помине…Когда мир настанет, светлые, добрые времена придут…Дома строить будем…Свадьбы справлять будем…Жёны наши детей рожать…Потомки помнить обязаны, какой ценой, какими жертвами – далась нам эта великая Победа. В этой страшной, священной войне. Так-то вот, Миша, – дрожа ноздрями, Воронов опустил глаза. – Свято помнить обязаны, на века. Не забывать, но главное не допустить новой!

Оба сурово молчали, сосредоточенно слушая бойкую весеннюю капель. Э-эх, раззудись душа молодецкая! В иные бы годы, да эту веселицу капель – усладу сердца! Но теперь…на душе было черно – непроглядно. «Война» – в этом проклятом слове, разложи его на слоги, отчётливо слышалось и читалось: «вой народа», «народный плач».

Комбат поделился «Казбеком». Чиркнули нагретыми на груди спичками, закурили. Над грязными, в серых разводах касками залохматился зыбкий табачный дымок. Под конец перекура, майор со вздохом подвёл черту:

– Да, брат…Убить всё Зло, мы покуда не в силах. Но кое – кому, на этой безымянной высоте, руки укоротить – сможем. Потому, товарищ ты мой, дорогой капитан Танкаев, делай, что нужно. Родину защищай. Ну, а всё остальное потом…

– Небом клянус! Родительским очагом клянус…Это чест для меня. Разрешите, к своей роте…

– Будь, капитан.

– Будь, майор.

* * *

– Товарищ генерал, быстрее! «1-й» на линии! Срочно! – подхватывая на лету. Сброшенный полушубок комдива, вторично выпалил, выбежавший навстречу из штаба. Адъютант Касаткин.

…Последний отрезок пути к КП, через двор, запруженный баррикадами телег и повозок, Березин не шёл, а бежал. Внезапный грохот случившейся канонады, за рекой, южнее плацдарма, частые вспышки осветительных ракет и, шарившие небо и берега, лучи прожекторов, враз натянули нервы. В памяти мгновенно выжглась картина вчерашнего экстренного совещания командиров, которое возглавлял, приехавший на чёрной «ЭМКе», ещё живой – невредимый комдив генерал-майор Андреанов.

Отблески хищных, прожорливых лучей вражеских прожекторов, невероятно мощных, – долетавших даже до левобережных позиций 472-го стрелкового полка, под разными углами рассекали фиолетовую тьму, вонзали в лица и груди солдат, отточенные мгновенные иглы. И когда зрачок генерала встречался с отблеском луча и лимонный, гранатовый или белый укол пронзал глазницу, он всякий раз испытывал болезненное ощущение, будто световая игла наносила ожёг сетчатки его глаз, проникала в мозг, вызывала головокружение и галлюцинацию.

…Взбегая по ступеням крыльца, вчерашнее совещание от «а» до «я» – молнией пронеслось перед мысленным взором Березина.