Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина - стр. 31
– Да, да…Что ты меня уже пятый раз спрашиваешь об этом!
– Что «да»? Когда «нет»! И не «пятый», а второй. Вот же твоё лекарство лежит у настольной лампы. Миша, не нервируй меня! Давай, давай, мой хороший, обязательно выпей. – Вера, не спуская с него стерегущих глаз, дождалась когда он покончит с лекарством, потом спросила:
– Спать где будешь, здесь? Или…
– Ещё не решил. – Он хрустнул суставами пальцев.
– Если надумаешь здесь…подушка и плед в шкафу, там же простыня. Хочешь, постелю?
– Разберусь. – Он накинул на нос очки, взял газету.
– Ну тогда я пошла. Целую. – Она подхватила со стола пустую конфетницу с чайной ложкой на дне, как подхватывают кастрюльку с убегающим молоком, бросила на прощанье. – Я спать.
Прошу, не засиживайся допоздна. Дай организму отдых. Погляди, на кого ты похож стал…Загнал себя, кожа да кости. Узды на тебя нет.
Вера ушла, прикрыла дверь. А он, отыскав пульт, включил телевизор. И тотчас телеведущий Николай Сванидзе, похожий не то на небритого беса, не то на плешивого козла, желчный ненавидящий положительно всё советское, презирающий всё русское, народное, восхваляющий лишь западный мир и придворную брыластую стаю рецидивного алкаша Ельцина, бодро с демократическим задором кивнул Танкаеву с голубого экрана.
Его навыкате глаза, рыжие и лучистые с дьявольскими зелёными зрачками, брызгали весёлой, ядовитой ненавистью из-за ледяных стекляшек очков, а беспокойные пальцы, покрытые чёрными волосками, бегали, бегали по столу паучьей побежкой туда-сюда, выдавая его нетерпение, вновь пуститься в словесный пропагандистский бой за умы миллионов, за промывку мозгов будущего демократического электората. Секунда, другая…И он, словно гончая сука, добравшись до микрофона, брызгая слюной, громогласно продолжи гавкать-втюхивать телезрителям: о космическом размахе невинных жертв, репрессиях 30-х годов и прочих ужасах творимых против своего народа главным Злодеем ХХ века – усатым людоедом Иосифом Сталиным.
Ярый русофоб и юдофил в одном флаконе, словно заученную мантру, твердил о чудовищных преступлениях великого Тирана всех времён и народов…Физически ненавидя Сталина, он всячески подвергая сомнениям Его гений державника, политика и стратега планетарного масштаба, Его потрясающее индустриальное наследие, кое Он оставил после себя Советскому Союзу. Язвительно передразнивал Великого вождя, кривил уродливо рот, пытался пародировать неторопливую, весомую речь, по-горски цокал языком, театрально пучил свои продажные, бесстыжие глаза… Лживо изображал недалёкого усатого самодура из Гори, застёгнутого в генералисимусский мундир, важно курящего трубку в своём кабинете, среди запуганных, тупых, сосредоточенных командармов, под грохот фронтовой канонады. Получалось…отвратительно.
Но одержимый Сванидзе, похоже, потерял нюх, не чуял своего холуйского ничтожества. Напротив, сознавая за собой силу и власть заокеанских хозяев, бесновато, чуть ли не с пеной у рта, продолжал скалить кривые зубы, грязно-изощрённо глумиться над оппозицией, над всем историческим прошлым своего Отечества, которое, между тем, взрастило его, дало ему прекрасное образование и путёвку в жизнь. Как недоносков поносил её лидеров-патриотов; из кожи вон – отрабатывал свои валютные гонорары – злорадно демонстрировал махровый цинизм и сознательную жестокость.