Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина - стр. 28
Мужество и убеждённость в своей правоте Льва Рохлина, восхищали и вдохновляли генерала Танкаева. Он почти полностью разделял его тактику и стратегию. «И если мы соорганизуемся НАРОД и АРМИЯ в единый нерушимый фронт!.. – потрясал кулаком Рохлин. – То несомненно свернём шею подлым предателям. Спасибо Вам товарищи, за поддержку! Что несмотря ни на что, вы готовы пойти за мной в огонь и в воду!»
Как боевой, опытный генерал, Рохлин понимал другое: «Промедление смерти подобно! Время уходит, товарищи! Вопрос с предателями в Кремле надо решать немедленно, без проволочек. Нельзя давать окрепнуть и окопаться во власти врагу! Это я заявляю совершенно ответственно, как военный человек. Как лидер движения ДПА».
После его смерти, разговоры, что Рохлин готовил переворот, призывая однополчан из Волгограда и шахтёрскую армию Национального спасения – брать штурмом Кремль, переросли в гимн политической оппозиции. Имя Льва Рохлина стало символом борьбы с антинародным режимом Бориса Ельцина. Тут же вспомнили, что лишь два действующих генерала имели опыт ведения боевых действий в условиях города: Рохлин и Романов. Генерал Романов до сих пор находится в коме.
Кто знает? Действительно ли Рохлин планировал выводить на улицы столицы войска, среди которых по заслугам пользовался высоким авторитетом. Депутат Рохлин просто не мог остановиться. На незнакомой ему зыбкой, обманчивой политической арене в последние месяцы он действовал сугубо по-военному грубо, в лоб, боясь не оправдать доверие и надежды тех, кто готов был пойти за ним на смерть. «Рохлин сам себе вырыл окоп и прочертил политическую линию фронта»…– жалили злые языки. – Известно: солдафон в политике, что слон в посудной лавке». «Быть может, господа, вояка, сам того не желал?» «Тупой сапог…» «Сам отрезал себе путь к отступлению. Не имея при этом крепкого тыла». «И в этом была его смертельная тактическая ошибка».
Что ж, с этим последним доводом, генерал Танкаев готов был согласиться, но только с последним.
Выступая с трибуны, Рохлин открыто говорил: «Врагами в Кремле планируется организовать, как бы пьяную драку с участием Рохлина… Главная задача выставить генерала пьяницей-дебоширом. <…> Как крайний случай, если не сработает ни один из выше перечисленных вариантов, не исключается физическое устранение или нанесение травм несовместимых с жизнью».
Ему постоянно угрожали, прослушивали телефон, призывали одуматься. Он определённо не знал «кто?» Зато определённо знал – на него готовиться покушение. Знал, что убьют. Но данного им офицерского слова, как и воинскую присягу, нарушить не мог.
«Нигде не поощряется: коррупция, казнокрадство, мошенничество, воровство, предательство своего народа и беспредел, который творится сейчас в России. А потому цель военных…остановить это, привести к порядку страну!» – было одно из последних его выступлений.
Сколько можно прожить в нечеловеческом напряжении, в страхе, на оголённых нервах, чувствуя опасность и, выслушивая угрозы?.. Увы, жизнь загоняла Рохлина в тупик, и по нему это было видно. Под давлением Кремля стало меняться среди депутатов-коллег к нему отношение; им играли спецслужбы, направляя туда, куда было выгодно. Он всячески старался поправить ситуацию, но она уже развивалась сама собой и собственные действия не всегда сочетались с тем, что он считал правильным. Он умер нелепо: с одной стороны от пули, как воин, с другой стороны во сне…Нелепость и нелогичность всего, что происходило с ним в последнее время, стало очевидным во время в день его похорон. Все хоронили непримиримого борца с режимом, а был убит человек – большой и сильный, сложный и простой одновременно.