Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина - стр. 23
«Бисмилах…Мы, похоже, действительно все посходили с ума…в этом безумном бушующем мире»…
– Ты мой! Только мой!.. – она судорожно перехватила его руку и прижала к своей сырой тёплой щеке.
– Твой, твой…Успокойся, любимая. – Он присел рядом, обнял её безутешную, утёр платком слёзы.
– Неужели ты не понимаешь, что я стараюсь делать всё возможное? – мягко спросила она дрожащим голосом. – Так устроен мир: трудно, любимый, но нужно держаться…Нужно стараться делать всё, чтобы сохранить нашу семью. Всё, что в моих и твоих силах…
Неожиданно он поцеловал её руки и сказал:
– Люблю тебя! Бог свидетель, как я люблю тебя и дочек наших, Надю и Олю, и наших внуков.
– Прости, что я так и не смогла…родить тебе сына. Знаю, ты всегда мечтал о нём…Но, видно… – Вера уткнулась в его грудь. Магомед почувствовал, что она плачет.
– Будет, будет, родная. Хо! Что опять выдумала? Тебе бы книги писать с твоим-то воображением. – Он по-орлиному клюнул её губами в переносье, потом в лоб.
– Что ты «больше не можешь»? – она не отрывала от него своих настороженных фиалковых глаз. – Что?
– Не могу, когда всякая погань…шайтановское отродье…нашу Родину убивает. Не могу сказать «да» всему этому! Не могу представить, поверить не могу, что нет уже больше Объединённых вооружённых сил государств – участников Варшавского договора! Что нет ГДР…и её Национальной Народной Армии…Что на карте мира нет уже тех границ, которые были ещё недавно, до развала СССР, которые мы все охраняли, если надо ценой своей жизни. Просто не могу…В голове не укладывается… – Его голос сорвался. Он высвободил руку и встал, повернувшись лицом к окну. – Это грешно, нечестиво! Это всё против нашего трудового народа…Вот, что я знаю.
– Прости, – она хотела повторить – «Мне страшно за тебя, за себя. З всех нас». Но промолчала.
Он повёл плечом, услышав, что Вера поднялась с кресла.
– Это, ты, меня прости. – Он распустил тугой узел галстука. Расстегнул верхнюю пуговицу на рубахе, глядя в её глаза. – Всё будет, как будет. Ты моя Вера в жизни и ты мой самый надёжный тыл.
– Ужинать будешь? – она застыла на миг.
– Нет, поздно уже.
– А чай с печеньем? – Вера тепло улыбнулась.
– «Чай», хм…Пожалуй, с лимоном. Погоди, ты ж хотела…что-то сказать, нет?
– Ах, да! Хорошо напомнил. Расул звонил. Караван приветов от всех передал…О твоём здоровье расспрашивал…
– Расул? Э-э…хорошая новость! Он в Москве?
– Нет, в Махачкале Завтра в Тбилиси едет…на форум кавказских языков, кажется…А потом в Москву. Сказал, что ещё перезвонит.
– Баркалла. Вассалам, вакалам, чIужу.
Глава 5
Вера ушла. Он подошёл к платяному шкафу – поменял рубаху на длинный махровый халат, задержал взгляд на внутреннем зеркале, на котором дрожала бледная, водянистая радуга. На него смотрел высокий, подтянутый старик в белом халате. Смуглое, сухое, с запавшими щеками лицо. Широкий упрямый рот. Две резкие складки, сбегающие к жестко очерченному подбородку, на котором светлел узкий рубец. Высокий перечёркнутый линиями морщин лоб, под которым, не мигая, по-орлиному хищно и отчуждённо смотрели чёрно-карие глаза. По-военному коротко стриженные, крепко поредевшие волосы цвета тусклого серебра. Перед тем, как закрыть ореховую створку шкафа, он ещё раз посмотрел на своё отражение. Измождённое, отчаявшееся лицо, будто покрытое ржавой окалиной, с усталым, затравленным взглядом. Оно было запаяно в зеркало, как в льдину, и вокруг него чуть мерцали пузырьки застывшего воздуха, рябь замерзшего, залетевшего в льдину ветра.