Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня - стр. 3
– До встречи в аду, упрямый дикарь. Вам всем конец, красные обезьяны с гранатами.
Глава 2
Пулемётный расчёт старшего сержанта Нурмухамедова уже как четверть часа заступил вместе с другими на позиции. Буренков, Черёмушкин, ефрейтор Куц родом из Белой Церкви, и он сам привычно расположились в траншее соответственно своим местам. Бой грохотал на левом и правом флангах; снаряды и мины немцев методично выбивали засевших стрелков в развалинах домов, но здесь, на танкаевском рубеже до времени было тихо.
…Все трое жадно следили за неугомонным Суфьянычем с двухколёсным ветераном «максимом». Под его умелыми жилистыми руками пулемёт споро распадался на части. Он вновь борзо собирал его чёткими, намертво заученными движениями, по-привычке в сотый раз объяснял устройство и назначение отдельных частей. Ревностно учил способам обращения, показывал правила наводки, прицела, объяснял меры деривации по траектории, предельную досягаемость в полёте пули. Повторял, как грамотно должно располагаться во время боя, чтобы не подвергаться поражению под обстрелом противника; сам ложился на рогожу под пулемётный щиток с облупившейся защитной краской, говорил о преимущественном выборе места, о расположении ящиков с лентами.
Все, с кем проводил инструктаж старший сержант, усваивали сборку пулемёта легко, и уже через день два, щёлкали эту «науку», как семечки. Иначе обстояло дело с земляком Суфьяныча, – Петром Буренковым из Меседы. У того всё не клеилось, хоть лопни! Сколько ни показывал ему Нурмухамедов правила разборки, – никак не мог взять в толк, что зачем, путал, терялся, пыхтел, как самовар, и нервно говорил:
– Вот ить, зараза! Опять не получатца! Ах, что я…кругом виноват…надо вот этого туда или сюда? Ох, беда…Опять не выходит, Суфьяныч! – теряя терпение, визгливо по-поросячьи вскрикивал он, смахивая рукавом пот с малинового от напряжения лица. – Да провались ты, застрелись! Ну, почему, ты зараза такая настырная?
– Сам ты «зараза», Григорич! – вспыхивал раздражением сержант и костерил Буренкова матом: – Ах, дедас, ты дедас, херувим перезрелый! И на кой келдыш…я дурак, определил тебя к себе? Ну, гляди, зёма, не усвоишь технику, не обессудь. Чо ж я, последний аспид, что ли? Отдам тебя в хозроту, говно за свиньями выгребать и вперёд, с песнями! Помои в бочках таскать тебе, похоже, Григорич, сподручней, ась? Это ж совсем другой коленкор. А то…дело полезное, добровольное и мне сподручное. Ты у нас ещё мерин молодой, хоть куда. Вот и побегай со свиньями на перегонки.
– Ну почему не получатца-то?! – в сердцах хлопал себя по толстым ляжкам Буренков. – Пошто сразу «мерин»? – Обиды Буренкова, как тараканы по полке, бегали по душе.
– По кочану! – передразнивал его скуластый, с рысьими татарскими глазами Марат. – Потому бестолковый ты, дубина. Во как надо! – снова показывал он, уверенно вкладывая очередную часть в принадлежащее ей место. – Я вон с детства анетес имел к военному делу, – под сдержанные смешки Черёмы и Куца, тыкал пальцем в свои бледные рытвины и царапины на лице сержант. – Пушку из железной трубы мастрячил на берегу Юрузани. Ага! Разорвало её суку, трубу-то карбидом, – пришлось пострадать. Зато теперича способности проявляю.
– Да…ладно? – недоверчиво протянул Буренков.
– Контру прикрой! Тепло не трать! – вытирая о ветошь жирные от смазки пальцы, цыкнул Суфьяныч. – Не май месяц…