Сталинград. Том первый. Прощайте, скалистые горы - стр. 40

Душная пауза затянулась. Но никто не пытался её нарушить. Все понимали: капитана Танкаева, равно, как любого из них, – завтра ждала передовая, а не весёлый припляс в клубе под граммофон. И все они, как кому суждено, пойдут с боями по искорёженной, убитой солдатскими сапогами и пропитанной кровью военной тропе…Пойдут только вперёд! Пойдут до конца, пойдут до Победы, потому, что так велит долг и сердце. Потому, как другого им не дано.

Майор Воронов бухнул порожней кружкой о грубо сколоченный из сосновых досок стол. Право дело, был бы в его руках гранёный хрусталь, комбат хлопнул бы его об пол, что б разлетевшийся алмазными брызгами выпитый бокал, скрыл его слабость, заискрившиеся туманцем глаза. Со скупыми слезами на глазах и в усах он крепко обнял Магомеда. Терпкое чувство фронтовой дружбы переполняло их сердца.

– Ты совсем мальчишка, а уже капитан. Держись, голубчик! Пусть оберегает тебя ангел-хранитель.

– Товарисч-ч майор! Я категорически попросил бы! – возвысил грассирующий баритон чернявый политрук батальона Борис Самуилович Хавив. – Это…это, что за старорежимные слова – напутствия? Я категорически призываю, помнить о морально – политическом состоянии личного состава!…Это как же прикажешь понимать, товарисч-ч майор? Сначала белогвардейский «голубчик», потом, понимаесч-ч, с барского плеча «неуставной кинжал»…Теперь «ангел-хранитель»…Хавив, сверкая вороньим глазом, из-под нахмуренных бровей, косо посмотрел на комбата и недобро процедил сквозь плотные мелкие зубы:

– Может, вы есчё «бога» вспомните? И это командир батальона, товарисчи красноармейцы! Это как же прикажешь понимать, майор?

– А так и понимай, политрук. Именно «ангел-хранитель», и не иначе…Для меня человек не словом, а делом важен! – комбат лишь отмахнулся, и снова подмигнув виновнику торжества, извлёк из командирской сумки. Сверкнувший, как чёрный бриллиант «Парабеллум».

– А чтобы ты, Магомед Танкаевич, помнил этот свой день рождения, который празднуешь на войне, делаю тебе этот подарок! – Арсений Иванович, улыбчиво – шало щуря кленовую зелень глаз, радушно протянул оружие капитану. – Скажи на милость, какая игрушка! Немецкий трофей. Офицерский…Держи на память. Владей, дорогой. Пусть он будет отныне кунаком твоему кинжалу.

Именинник радостно принял подарок. Ещё бы! Какой мужчина не любит оружие? Тем более – горец. Особенно если он дагестанец. Аварец из Урады!

…Теперь настало время восхищаться капитану Танкаеву. Дорогой, 9мм, самозарядный пистолет системы Люгера и впрямь был на загляденье хорош. Воронёная сталь на отточенных гранях отливала глубокой синевой, рукоять, как влитая укладывалась в ладонь. Основной особенностью оружия был необычайный шарнирно-рычажной затвор. Автоматика основывалась на принципе отдачи ствола, с открытым затвором и кожухом.

Магомед понаслышке знал: такими пистолетами были вооружены офицеры и унтер-офицеры Вермахта, тайной полиции Гестапо, войска СС, а также офицеры технических родов войск – танкисты, лётчики и другие.

…Блиндаж освещали два чадящих светильника, по-обыкновению сделанные их латунных артиллерийских гильз, – дешево, но практично. Качество, которое на фронте всегда первостепенно, всегда в цене и почёте.

Именинник шагнул к свету. Под журчливое бульканье спирта в кружках и поздравительные возгласы собрания, жадно оглядывал подарок комбата. Пистолет жёг руку, словно страстный поцелуй. Он вдыхал запах металла и ружейного масла, как запах вражеской крови, покуда лёгкие не распухли от сладкого медового аромата. Другие, окружавшие запахи, казались сейчас горцу пресными и пустыми в сравнении с густым запахом смерти, что до сроку таилась внутри «одноглазого убийцы! Аллага шекур! Эта идеальная элегантная, машина смерти была способна прострелить человека до кости за доли секунды. «Восемь пуль – восемь смертей…И стреляет собака быстрее, чем успеешь моргнуть. Хо! Лучший пистолет Второй мировой войны».