Спутница по июньской ночи - стр. 31
Пока наполнялась ванна, Вера Николаевна неторопливо разделась и подошла к зеркалу. Она долго изучала свое лицо и вдруг с горечью подумала: «Гос-споди, а ведь я старею… Хотя мне кажется, что я еще не начинала жить, что я только на пути к настоящей жизни… Что же это такое – настоящая жизнь?»
«Что же это такое – настоящая жизнь? – вновь подумала она, одиноко лежа в постели: Калашников любил работать по ночам. Она давно смирилась с этим, а вот привыкнуть так и не смогла. – Неужели только вот это: работа, дом, муж, посуда, магазин, работа? И так изо дня в день, из года в год, до первых морщин, потом – до седых волос и… Дом, анатомка, кладбище. И это – настоящая жизнь? То, ради чего я появилась на свет, училась ходить, смеяться, любить прекрасное, вообще – любить… Значит, все это ради дома, мужа, посуды, магазина, работы? Нет и нет! Где же в таком случае моя настоящая жизнь? Может быть, в детях, которых у меня нет? В детях – возможно… Но ведь не только в них. У детей должна быть своя настоящая жизнь, у родителей – своя. Так где же она?»
– Мысли Веры Николаевны хоть и были беспорядочны, но упрямо кружили на одном месте, словно почуяв какую-то добычу, которую непременно хотели настичь и получить в виде желанного трофея.
– Калашников! – громко крикнула Вера Николаевна. – Ты можешь оторваться от стола?
– Да, конечно, – Константин Иванович появился в дверях.
– Объясни мне, пожалуйста, что такое настоящая жизнь?
Константин Иванович удивленно вскинул густые брови, озадаченно погладил подбородок и, явно недооценив вопрос, начал обстоятельно объяснять:
– Это, Верочка…
Нет, не понял Константин Иванович жену, как не понял и того, что после таких вопросов следует немедленно бросать самую спешную работу, бежать, лететь, ехать хоть с самого края света, чтобы обнять и успокоить Женщину.
IV
У них установилась забавная привычка: за десять минут до приема Петров, если он бывал свободен от дежурства, заходил к Вере Николаевне и в том шутливом тоне, который он усвоил по отношению к ней еще в ресторане, заводил какой-нибудь пустяковый разговор. Вера Николаевна уже при одном только виде опрятной, подтянутой фигуры Петрова невольно настораживалась.
– Ну вот, уважаемая Вера Николаевна, – переступая порог, говорил Петров, – оказывается, вы в городе знаменитый человек.
– Вы что же, обо мне сведения собираете?
– Как вы плохо обо мне думаете, – вздыхал Петров и садился на стул для пациентов. – Просто о вас всюду говорят…
– Говорят, очевидно, о моем муже? – уточняла Вера Николаевна.
– Никак мне не хочется верить, что у вас есть муж, да еще такая знаменитость…
– Вадим Сергеевич, у вас не повышенное давление? Давайте проверим.
– Всегда мечтал быть знаменитым, но кто-нибудь опережал меня: космонавт, предприниматель, диктор телевиденья, модный актер… Теперь вот – ваш муж.
– Оставьте в покое моего мужа! – возмутилась Вера Николаевна.
– Извольте, – покорно согласился Петров. – Между прочим, Вера Николаевна, я ему совершенно не завидую…
– У меня начинается прием.
– Приняли бы вы меня – по личным вопросам? – Петров засмеялся.
– А вы женитесь! – посоветовала Вера Николаевна. – Вот и обеспечите себе ежедневный прием по «личным вопросам».
– Я подумаю, – согласился Петров.
Постепенно разговоры по утрам превратились в привычку, а там, Вера Николаевна и заметить не успела, в необходимость. Если Петров по каким-то причинам не заходил, она весь день хандрила, была раздражительна, объясняя это себе переутомлением и влажным климатом. В такие дни Вера Николаевна неизменно вспоминала свой родной юг, подруг и знакомых, теплые ночи у моря и само море, таинственно живущее среди земли. На юге, думала Вера Николаевна, совершенно иная жизнь и поэтому там невозможны такие люди, как Петров. Только на краю земли мог сохраниться этот тип мужчины: старомодно-интеллигентный, ироничный и пошловатый одновременно.