Сплетение судеб, лет, событий - стр. 12
Различные национальные общины Риги, в том числе еврейская, имели свои школы и культурные учреждения. Я уже упомянула Рижский еврейский театр и русские театры.
Здесь был и французский лицей с преподавателями-французами.
Когда я приехала в Ригу, в обиходе было несколько языков: латышский, немецкий, русский. Многие жители разговаривали также на польском или литовском, а среди евреев – на идиш. Это было естественным, веками сложившимся явлением.
Еще перед отъездом из Лиепаи мне дали несколько адресов рижан, которые могли бы мне помочь устроиться, найти работу. Среди них была Иоганна Исидоровна Лихтер, учительница. Ее сын Воля (Вульф) состоял в подпольной организации «Дарба Яунатне». Он работал слесарем на велосипедном заводе, и в свои 24 года уже успел отсидеть два года в тюрьме за политическую деятельность. Зная латышский, немецкий и русский, он в тюрьме выучил еще английский и эсперанто.
Попал же он за решетку за то, что боролся за права, считающиеся во всех демократических странах общепринятыми: право на нормированный рабочий день, на оплаченный отпуск, пособие по безработице, право на забастовки… Даже если они были официально признанными, эти права весьма часто нарушались, особенно после прихода к власти Карлиса Улманиса.
Воля сыграл в моей жизни в Риге немалую роль. Он взял надо мной шефство и как бы стал моим вторым старшим братом. Он помог мне найти пристанище и начал обучать меня русскому языку. Среднего роста, слегка скуластый, курносый молодой мужчина, с высоким лбом и мечтательными серыми глазами, Воля Лихтер производил впечатление серьезного и интеллигентного человека. Он умел разговаривать с людьми и сразу же располагал их к себе. Я тоже почувствовала к нему полное доверие, когда познакомилась с ним, и очень охотно с ним общалась.
Моим первым пристанищем в Риге был небольшой парикмахерский салон на улице Бривибас (Свободы). Его хозяйка, очень милая молодая женщина, любезно согласилась приютить меня в своей комнате, примыкавшей к салону. Она спала на кровати, я – на маленьком диване. До начала рабочего дня и после его окончания мне позволялось читать у большого окна салона, за столиком маникюрши.
Воля часто заходил сюда после работы, и за этим же столиком мы занимались русским языком. Я быстро усвоила русский алфавит и вскоре уже начала читать простые тексты.
Иногда к хозяйке приходил кавалер, и тогда волей-неволей я читала за столиком маникюрши до поздней ночи немецкие переводы Рабиндраната Тагора (мне очень нравилась его поэтическая книга «Садовник»), Достоевского, Чехова, Мопассана и других писателей.
Я нашла работу на консервной фабрике, где раскрашивали банки для рыбных консервов. В цехе было очень сыро и, главное, сильно пахло ацетоном. Этот запах буквально отравлял меня, и через пару месяцев я была вынуждена искать другую работу.
Среди моих знакомых в Риге была дальняя родственница, Юдит, молодая и приятная женщина. Она была замужем за очень богатым коммерсантом, намного старше ее. Они ежегодно ездили в Карлсбад (Карловы Вары), где он надеялся вернуть былые силы, но, по-видимому, из этого ничего не получалось – детей у них не было. Юдит подыскала мне у своих знакомим заказы на починку или переделку одежды. Но наше общении вскоре прекратилось: мне претило приходить в богатые дома в качестве работницы-портнихи, тем более – чувствовать себя бедной родственницей.