Спарта. Игра не на жизнь, а на смерть - стр. 6
Галина подошла к ней, молча обняла. У обеих по лицам текли слезы.
…В той самой пельменной, куда участковый Крюков приглашал Тошу, за столиком сидели Довженко и Барковский. Впрочем, они пришли сюда не есть – говорить.
– Ладно, сменим тему, – сказал Барковский. – Что там у тебя с матерью?
– Да у нее крышняк поехал на старости лет! – заявил Довженко. – Психует по любому поводу. «Как ты разговариваешь с матерью? Что за тон?»
– Ну правильно, – кивнул Барковский. – Я же ее видел, она молодая красивая женщина.
У Довженко аж рот открылся от изумления:
– Кто, мать?
– Ну да. Ты подумай своей тупой башкой: ведь с ней ни в метро, ни в магазине, ни на работе так никто не разговаривает. Потому что она женщина. А ты ей хамишь. Ты ей, к примеру, дверь открываешь, как Олеське, когда в школу заходишь?
– При чем тут это? Что ты сравниваешь?
– А что ты не сравниваешь? Я тебе говорю, мудила, она обыкновенная баба. Одинокая. У нее мужик в доме только жрет, спит и хамит. А у нее, может, роман. А может, на нее начальник наорал. Ты бы ей цветов принес хоть раз, ты же мужчина ее жизни…
Довженко был совершенно потрясен, не знал, что ответить. И тут к их столику нагнулся Крюков и спросил:
– Свободно?
Довженко еще сильней перекосило; теперь на его лице было не только удивление, но и испуг.
– Я это… матери обещал… – залепетал он. – Поздно уже, волноваться будет… Я пошел…
И убежал. А Крюков расставил тарелки и начал с аппетитом есть.
– Круто излагаешь, – заметил он, прожевав. – Извини, что подслушал. Мне бы такого друга в свое время. Не так бы стыдно перед матерью было.
– Может, еще не поздно? – осведомился Барковский.
– Поздно. Похоронил давно. А тебе домой не надо?
– Нет, меня ругать не будут.
– Да? А с кем это ты у школы ругался? – с невинным видом спросил Крюков. – Ну, мужик такой высокий, в дорогом пальто. Вроде как орал на тебя. Не батя был твой?
И отметил, что, как говорится, «попал»: Барковский побледнел.
– А, этот… – начал он, еще не зная, что ответить. – Да это… директора нашего покойного приятель.
– А как зовут приятеля?
– Да я не помню, пару раз всего виделись… – промямлил Барковский. И вдруг круто переменил направление разговора:
– Извините, можно спросить? Ведь у вас инсульт был?
Теперь он «попал»: участковый смотрел на него удивленно.
– С чего ты взял? – спросил он.
– Ну, я смотрю: рука так немножко… прихрамываете… и в руках все время что-то вертите. Это для восстановления мелкой моторики? Я не прав?
Теперь Крюков смотрел на него по-другому.
– Во-первых, это не твое дело, – заявил он. – А во-вторых… Это у вас так принято теперь: в лоб, не стесняясь?
– А вы этого стесняетесь? – удивился школьник. – Вы же не инвалид, своими ногами ходите, слюни не пускаете…
Крюков еще с большим интересом взглянул на собеседника. И сам решил сменить тему.
– А этот парень, который сбежал, – твой друг? – спросил.
Барковский усмехнулся.
– Ну как друг… Понимаете, в сентябре, когда я в эту школу пришел…
И он рассказал две истории, которые произошли в минувшем сентябре.
…На большой перемене школьная столовая была, как всегда, переполнена. Шорина с подносом в руках пробиралась в дальний угол, где заметила свободное место. И посреди столовой встретилась с Довженко. Тот мило улыбнулся и спросил:
– Помочь?
Ирина удивленно подняла глаза: никогда Жора Довженко не проявлял к ней интереса. А тот протянул руки к ее подносу… и вдруг быстро расстегнул на девушке кофточку. Девушка ахнула, хотела защититься, но не могла: руки были заняты подносом, а Довженко не давал ей его куда-то поставить. Со всех сторон раздался гогот, кто-то уже снимал происходящее на телефон. Сидевший неподалеку Худяков провозгласил: