Спальня, в которой ты, он и я - стр. 68
– Да, мы улетаем двадцатого. А что? У тебя на этот день другие планы? – спросила я как бы между прочим.
– А когда ты приступаешь к своей новой работе?
– В общем-то через три дня, во вторник. Девятого.
Она закрыла конверт, взяла мои руки в свои и посмотрела на меня решительно и серьезно:
– Я полечу одна.
– Ни за что! – возмутилась я.
– Ты не можешь лететь со мной. Ты только что приступишь к новой работе на телеканале.
– Но, мама, самолет вылетает в субботу. Какие проблемы?
– Будь благоразумной! Ты не можешь слетать на другой край земли и вернуться за выходные. И потом, для тебя это очень важно! Ты не можешь, только что устроившись, тут же взять отпуск.
– Но ведь это Дэвид резервировал билеты. А он, между прочим, мой начальник. Мама, если бы он считал, что так делать нельзя, он бы сказал. Или выбрал бы другую дату.
Хоть болезнь и ослабила ее, она все же оставалась моей матерью и могла заставить меня слушаться одним словом, одним взглядом.
– Нет, и еще раз нет… Ты остаешься здесь, доченька. Я полечу одна. Я смогу совершить перелет. Ты не думай, я справлюсь.
Она произнесла эти слова твердым и уверенным тоном, не пытаясь драматизировать события.
– Я переживаю не только по поводу перелета…
– Постой, не ты ли говорила, что клиника, куда ты меня отправляешь, самая замечательная на свете и что с того момента, как я прибуду в аэропорт, ко мне направят медсестру, которая будет заботиться обо мне?
– Да, я… – вздохнула я, виновато потупив глаза. – Это действительно замечательная клиника, она входит в топ лучших в мире. Там лечится и обследуется весь Голливуд, все сливки общества, даже, по крайней мере, два президента Соединенных Штатов проходили в ней курс лечения.
– И что? Ты думаешь, со мной там может случиться что-нибудь плохое?
Нет, конечно. Единственное, что могло с ней случиться, это – исцеление. Увы, в клинике Макса Фурестье в Нантерре, как бы врачи ни старались поставить маму на ноги, надежда на чудо угасала с каждым днем.
– В любом случае не мне тебе напоминать, как это бывает: если ты счастлива, то и мне хорошо. Если мне хорошо, то и ты…
Она не закончила фразу, скорее всего, боялась сглазить. Ей не хотелось заглядывать далеко в свое будущее, она предпочитала теперь мечтать о моем, отныне более радужном. Ну и я не стала настаивать, предпочитая отложить продолжение серьезного разговора на потом.
Рагу, судя по пряному аромату, наполнившему кухню, можно было подавать на стол. Мне показалось, что аппетит у мамы стал гораздо лучше, чем накануне. У меня словно камень с души упал, когда я увидела, с каким удовольствием она поглощает мягкое сочное мясо.
– Ты смотрела сегодня свою корреспонденцию?
Я еще не успела заявить на почте об изменении места жительства.
– Нет, а что? Разве есть что-нибудь особенное?
– Да нет, все как обычно – счета, реклама, проспекты… Ах нет, вспомнила…
Она вдруг неожиданно проворно поднялась и засеменила к круглому столику в прихожей.
– Тебе пришло странное приглашение.
– Почему «странное»?
Мой вопрос, как и вилка с кусочком мяса, зависли в воздухе.
– Потому что тут нет адреса на конверте, только твое имя.
Иначе говоря, белый конверт положили в почтовый ящик, минуя почту. Тот, кто взял на себя труд привезти письмо сюда, очевидно, точно знал не только о том, что моя почта приходит на мамин адрес, но и то, что я бываю здесь регулярно. Этот неизвестный так же сведущ, как и анонимный автор записок из дневника, мелькнула у меня мысль.