Совсем не тихий омут - стр. 30
Около шести вечера в гостиной снова появился географ Магута, но не со стороны внутренней лестницы, а с улицы. Уже один.
– Наверное, провожал свою Ундину, – тихо произнёс Антон Неринг, наклонившись к Кореневу. – Небось шатались по кабакам, – и тут же добавил уже во весь голос: – Внимание, внимание! В воскресенье всех приглашаю на спектакль в городском театре «Эрмитаж». Никакие отговорки не принимаются. Только клятвенные обещания. Все клянутся быть!
В такт весёлому заявлению все подняли руки и одобрительно зашумели. Артист осенил себя и всех остальных крестом и изобразил аплодисменты. В этот момент Дмитрий ощутил прикосновение чьей-то руки к своей и, обернувшись, с удивлением обнаружил рядом с собой Аглаю. Но та сразу отдёрнула руку и, глядя прямо перед собой, проговорила:
– Дождь прекратился… Что, если мы немного прогуляемся на свежем воздухе?
Журналист, не размышляя, буквально выпрыгнул из кресла, готовый куда угодно последовать за женщиной своей мечты на данный период. Но путь ему перерезал возбуждённый Атлет, который сбивчиво напомнил о каком-то их прерванном ВАЖНОМ разговоре и попросил его подождать, пока ОН ПРОВОДИТ даму. И они вдвоём с Аглаей двинулись к выходу. Возражать, видимо, ей показалось неприличным. Борис тоже привстал, чтобы последовать за ними, но Антон рукой придержал его. Лишь Коренев успел уловить этот жест, равно как и недовольную физиономию Спонсора, хмуро наблюдавшего, как его спутница выходит из гостиной в сопровождении спортсмена.
Через минуту к оставшимся присоединился географ, как всегда жизнерадостный, общительный, немного загадочный. Борис стал саркастически высказывать ему поздравления насчёт изумрудной барышни, но Магута стойко, с улыбкой отпирался и отмахивался, пытаясь рассказать очередной анекдот. Все переключились на анекдоты, причём не первой свежести, но дружно и громко ржали над каждым. Коренев участвовал в ржачке машинально, так как его внимание было поглощено совсем другим. Он заметил, как между деревянными решётками главной лестницы мелькнула голова Анны; сразу вслед за этим Валерий начал мелко суетиться, сорвался с места, подошёл сначала к окну, обогнул вдоль стены всю гостиную и как бы незаметно исчез за стеклянной входной дверью, но было видно, что двигается он в том же направлении, что и Муза, – к лестнице. Не успел он ещё начать подъём, как вслед ему бросился отец Анны. Тут уж Коренев не удержался и последовал за ними, чтобы от входной двери услышать сдавленный голос Бушманова:
– Куда рванул, негодник! Ничтожество! Я тебя сколько раз просил… предупреждал… не суйся к моей дочери. Ещё раз увижу – пожалеешь…
Голос Пьеро звучал неуверенно, испуганно, жалобно:
– Ну, Виктор Адамыч… я не могу… Ну что вы, ей богу…
В ответ раздался звук, похожий на пощёчину.
– Ну этого я вам не прощу… пожалеете…
В шёпоте Валерия прозвучала злость. В голосе Бушманова слышалась угроза.
– Я те тоже не прощу, сопляк… сам увидишь… и очень скоро!
Коренев тихонько ретировался в гостиную. А через несколько минут туда вернулся и Валерий, улыбаясь, как ни в чём не бывало; только приглядевшись, можно было заметить, что одна щека у него краснее другой. Пьеро старался держаться спокойно, не выдавать внутреннего напряжения, но в глазах его то и дело вспыхивали злые огоньки.