Совесть негодяев - стр. 28
– То есть он передал деньги как бы сам себе?
– Вот именно. Но это пока только на уровне разговоров. Мы не имеем подлинника самого письма. А без него все наши доказательства просто голые рассуждения, не подкрепленные фактами. Нам нужно будет обязательно найти подлинник этого письма. И узнать, кто именно поставил на нем резолюцию.
– На который час ты вызвал Никитина?
– На четыре часа дня. Успеем, не волнуйся. Заодно пообедаем в нашей столовой. Как у вас в контрразведке, наверно, питаетесь неплохо?
– Раньше было лучше.
– Раньше все было лучше.
– Ты думаешь, он придет один?
– Конечно, нет. Наверняка привезет своего адвоката. И еще потом напишет на меня жалобу, что я необоснованно пытался выудить из него информацию. Все как обычно.
Автомобиль привез их обратно к зданию прокуратуры в половине третьего. Быстро пообедав, они снова поднялись в кабинет Пахомова, и Павел Алексеевич начал знакомить своего старого университетского товарища с материалами дела. Ровно в четыре часа снизу позвонил дежурный.
– К вам посетитель, Павел Алексеевич, – сообщил он.
– Один? – спросил Пахомов, подмигнув Комарову.
– Нет, со своим адвокатом. Как ваша фамилия? – спросил дежурный у адвоката и, услышав фамилию, повторил ее в трубку: – Абрам Израильевич Лифшиц.
– Пусть пройдут, – вздохнул Пахомов и, уже положив трубку, сказал: – Все, как мы и предполагали. Он привел Лифшица.
Комаров взял стул и сел у окна.
Через пять минут в кабинет постучали. Первым вошел высокий, немного сутулившийся, с вечно мрачным выражением лица Михаил Никитин. У него было неприятное, немного рябое лицо. Следом за ним в комнату вкатился полненький коротышка, оказавшийся адвокатом Лифшицем. В отличие от Никитина, не пожелавшего пожимать руки следователям, а только кивнувшего им в знак приветствия, адвокат, напротив, долго и горячо пожимал руки, особенно заглядывая в глаза Комарову. Он его не знал, и чувствовалось, что это обстоятельство его несколько беспокоит.
– Вы нас вызывали, – начал адвокат, – и мы посчитали своим долгом явиться на ваш вызов.
– Благодарю вас, – кивнул Пахомов, – позвольте представить моего коллегу Валентина Савельевича Комарова. Он будет присутствовать при нашем разговоре.
Никитин промолчал. Лифшиц радостно закивал, словно всегда мечтал познакомиться именно с Комаровым.
– Вы не возражаете? – спросил Пахомов, включая магнитофон.
– Конечно, нет, – улыбнулся Лифшиц.
– Михаил Никифорович, – начал официальный допрос Пахомов, – нам хотелось бы знать о характере ваших отношений с покойным Караухиным.
– Отношения были чисто деловыми, – прохрипел Никитин.
– Вы давно были с ним знакомы?
– Нет, несколько лет.
– Вы познакомились с ним, уже работая в своем банке?
– Да, нас познакомил Лазарев.
При упоминании этого имени Лифшиц несколько встрепенулся, но ничего не сказал.
– У вас были общие программы с банком Караухина? Или вы предпочитали работать самостоятельно?
– Никаких программ у нас не было.
– Вас связывали хорошие личные отношения с покойным?
– Нет, чисто деловые.
– Вы знали его семью?
– Нет.
– Вы знали кого-нибудь из служащих его банка?
– Нет.
– А его помощника Аркадия Чешихина?
– Впервые слышу это имя.
Пока все шло нормально, и Лифшиц даже позволил себе улыбнуться Комарову. Он чувствовал, что перед ним не просто помощник следователя, но старался не выдавать своих подозрений. И тут Пахомов задал свой главный вопрос: