Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 67
Забросить донку, кажется, нетрудно: надо взять снасть в правую руку, отступив от грузила примерно полметра, раскрутить, как пращу, и метнуть так, чтобы леска в полете вытянулась во всю длину и ровно легла на воду. Дело это заковыристое. Недораскрутишь – и наживка упадет слишком близко от берега. Перестараешься – она улетит чересчур далеко, выдрав воткнутый в песок черенок, а то еще и оборвется. Вылавливай потом! Если же донка заброшена правильно, то колокольчик висит, слегка оттягивая леску и чутко отвечая на любые прикосновения к приманке. Остается внимательно следить за его поведением, а услышав звон, резко подсекать и тащить добычу.
Однако и тут есть свои хитрости: лещи и подлещики, например, умеют так осторожно обсасывать червяка, что колокольчик лишь чуть-чуть подрагивает, не издавая ни звука, как от волны или ветра, а потом вытаскиваешь голые крючки. Зато какой-нибудь ершишко такой трезвон устроит, думаешь, взяла метровая щука, а на крючке крошечное безобразие таращит глаза, вздымает колючий спиной плавник и ворочает жабрами.
– Тьфу ты, опять сопливый! Кошка жрать не станет, – бранится в таких случаях Тимофеич. – Зря червя перевел!
Кошки и в самом деле очень разборчивы. Был случай: дед с отцом наловили разной рыбы: окуньков, красноперок, подлещиков, щурят, плотвичек, ершей. Попался и один небольшой линь – рыбка нежная, почти бескостная, деликатесная, к тому же хитрая и редко идущая на крючок. Вернувшись, удильщики перекусили и решили после ранней побудки подремать, а потом уж, отдохнув, почистить улов – занятие небыстрое, тщательное и пачкотное: вспороть, выпотрошить брюшко, обрезать колючие плавники – полдела, главное – надо ножом соскоблить чешую, а это непросто, особенно у щуки, окуня и судака: бока у них похожи на мелкий наждак. Ведро с добычей поставили в тенек, под яблоню. Когда же, выспавшись, расстелили на столе газету и подточили лезвия, глядь: ведро лежит на боку, а улов валяется на траве, квелые плотвички уже уснули, а живучие ерши и щурята еще жабрами подрагивают.
– Юрка, ты носился по саду и ведро опрокинул? – рявкнул отец.
– Ничего я не опрокидывал!
– Когда я тебя врать отучу! Неси воду! – Он стал подбирать рыб с земли. – А где же линь? Неужто уполз? – усомнился Тимофеич.
– Не мог, – покачал головой Жоржик. – По траве только вьюны да угри ползают.
– Может, мы на берегу забыли?
– Нет, когда вернулись, я вынимал линька из ведерка и Марусе хвастался. Юрочка, ты не брал?
– Зачем?
– И то верно. Куда ж он делся?
И тут мы заметили Сёму, тот сидел на крыльце и сыто облизывался. На ступеньке валялся красный рыбий хвост…
– Ну, паршивец, ну, воришка! – воскликнул Жоржик. – А губа-то не дура – самое вкусное выбрал!
Я решил не откладывать наказание и запустил в обжору чертовым пальцем, найденным утром на берегу, но промазал, а кот, прежде чем скрыться, зыркнул на меня мстительными зелеными глазами. Захаровна, узнав о воровстве, долго потом трепала подлеца за ухо, приговаривая:
– Не смей брать чужого, каторжник!
Сёма сидел смирно и в ответ лишь утробно подвывал.
Кстати, в том, опрокинутом на траву улове были и мои трофеи: окунь, две плотвички и красноперка. Но донку мне пока не доверяют, я пробовал ее забрасывать, и грузило упорно падало в воду в позорной близости от берега, а в последний раз я запутался в леске с ног до головы, как Лаокоон из учебника истории – в змеях. С удочкой управляться проще: взмахнул лещиной – и вот уже поплавок покачивается на волне. Тут главное во время броска не зацепиться крючком за собственные трусы. Такое со мной тоже случалось.