Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 141
В июне в первом отряде обретался жуткий парень – Толик Карасев. Выглядел он так, что моя бабушка Аня, живущая на хулиганской Чешихе, сразу бы определила: шпана шпаной! Второгодник, он был самый старший в отряде. Вид бандитский, дикие усики и фикса во рту. На руке у него синела мутная наколка «Толя». Красного галстука Карасев не носил, так как из пионеров его давно исключили за жуткое поведение, а в комсомольцы, понятно, не приняли за то же самое. Когда он вразвалочку проходил мимо, все затихали, а в нос ударял ядреный табачный запах, как от взрослого мужика. Вожатый первого отряда Федор, рослый и спортивный парень, старался с ним лишний раз не связываться: пришел на построение – хорошо, не явился – еще лучше. Даже Анаконда отворачивалась, если Карась возникал поблизости. И только Жаринов смотрел на него с обожанием, даже перенял у хулигана манеру чесать ухо плечом, перекосившись набок.
Потом, после налета, когда из Москвы приехала комиссия и стали разбираться, каким образом уголовный элемент, состоящий на учете в милиции, вообще мог попасть в детское оздоровительное учреждение, выяснилось: за него просил председатель профкома «Макаронки». А дело было так: пришла к нему мать Карася, фасовщица, и умоляла отправить непутевого парня хоть куда-нибудь, пока она будет месяц лежать в больнице. Оставить-то сына не на кого – безотцовщина. Профорг и пожалел сироту на свою голову…
Так вот, на родительский день Толика приехали навестить два взрослых парня подозрительной наружности, назвались, хихикая, двоюродными братьями и, не дожидаясь концерта, забрали его, как положено, под расписку до ужина, мол, погуляем по лесу, а то как раз колосовики пошли. На самом же деле троица тут же ломанула в Рабочий поселок в магазин за пивом, туда почему-то постоянно завозят свежее «жигулевское», и этот удивительный факт Юра-артист объясняет словами Маяковского:
Там нахальные дружки полезли, конечно, без очереди и в результате подрались с местным пацаном, зверски его отметелив, так как у одного из «кузенов» имелся при себе кастет. Но избитый, как на грех, оказался младшим братом печально знаменитого Гвоздя – Мишки Гвоздева, недавно откинувшегося, что значит – вернувшегося из тюрьмы. Его жутко боялась вся округа. Узнав, на кого подняли руку, приезжие пацаны пришли в ужас и ближайшей электричкой умотали в Москву, а Толик, примчавшись в лагерь, притаился, думал, пронесет. Не тут-то было! Последние родители, усталые, но довольные, покидали «Дружбу» после насыщенного дня, когда из Рабочего поселка прибежала испуганная кастелянша (она была местная, жила там в хрущевке) и сообщила: Гвоздь собирает окрестную шпану, чтобы идти на лагерь и требовать выдачи на правеж Карася, которого в очереди узнали, так как за пивом он наведывался не впервые.
Об угрозе доложили Анаконде, она позвонила в милицию, а пока те чешутся, приказала всех детей запереть в корпусах, усилив бдительность. Когда уже смеркалось, прибыл участковый с планшетом на боку вместо кобуры, он стал всех успокаивать, мол, оперативные меры приняты, не стоит паниковать – хулиганы просто пугают, никто на «Дружбу» руку не поднимет: подсудное дело. Но тут из Рабочего поселка приковылял помятый дружинник и доложил, прикрывая подбитый глаз, что ситуация вышла из-под контроля, Гвоздь собрал человек двадцать шпаны. Пьяные, злые, вооруженные кастетами, арматурой и дрекольем, они движутся с неприличными криками к пионерскому лагерю. Участковый перепугался и вызвал по телефону из Домодедова усиленный наряд милиции, путано обрисовав положение. Во время разговора Анаконда вырвала у него трубку и рявкнула в мембрану: