Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 122
И вот настал страшный день. Полина Потаповна как ни в чем не бывало отпустила нас к воротам – встречать предков, предварительно проверив чистоту рук и шей, а также свежесть рубашек. Лемешева заставили надеть новую майку взамен грязной. Приговоренных к казни тоже переодевают во все чистое. И вот мы, как смертники, стояли и смотрели сквозь прорези в бетонном заборе на бугристую, пыльную дорогу, рассекающую ржаное поле. По ней от платформы «Востряково» к лагерю уже тянулись, постепенно увеличиваясь в размерах, фигурки родителей: недавно прошла электричка из Москвы.
– И-и-их! – Хабидулин радостно подпрыгнул, увидев на тропе свою орду.
– Вон мои! – судорожно вздохнул Лемешев.
– И мои! – всхлипнул Козловский.
– А ко мне почему-то только отец приехал… – с сердечным облегчением сообщил я, заметив одиноко шагающего Тимофеича.
– Хе-хе, – засмеялся Семафорыч. – Ох, и обломится вам, ребята, нонче!
Мы, бодрясь, встретили ничего не подозревающих родителей у ворот, раскрытых сегодня настежь, покорно приняли их поцелуи, дружеские потрепывания и разные там нежные слова, которые так любят произносить предки после двухнедельной разлуки:
– Ой, сыночек, осунулся ты что-то!
– Да тебя не узнать, эка вымахал, верста коломенская!
И мы побрели с ними в лагерь, как на Голгофу. Наша соседка по общежитию Алексевна, старорежимная старушка, лично видевшая царя, так зовет гору, на которой евреи прибили Христа к кресту гвоздями, а он перед смертью подружился с разбойником, распятым по соседству, и захватил его с собой на небо. Скоро мы тоже погибнем, но в рай нас никто не возьмет, так как его в природе не существует, да и сам Иисус – это просто сказка для пенсионеров, измученных ревматизмом.
– Что за выправка, бойцы! – пророкотал майор Захаров, он был в форменной, защитного цвета рубахе с уставными лямками на плечах. – Выше голову, пехота!
Сердобольная Ирина Аркадьевна, как специально, вынула из сумки литровую банку с засахаренной клубникой и начала нас угощать, а мы решительно отказывались, ссылаясь на отсутствие аппетита.
– В чем дело, Павлуша, ты же так любишь клубнику!
– Это в прошлом… – загадочно ответил Лемешев.
– Что случилось? – гулко спросила мадам Лещинская, положив на плечо сына тяжелую руку. – Ты почему без панамы? Напечет.
– Все хорошо, мамочка! – отозвался Вова с замогильной бодростью. – Не напечет.
– Потерял панаму?
– Нет-нет-нет…
– Все отлично! – подтвердили мы с Пашкой. – Двадцать два градуса в тени, переменная облачность. Обещали кратковременный дождь. Не напечет.
Вовкина панама, сколько мы ее ни терли хозяйственным мылом, так и осталась вся в пятнах, которые после стирки из красных превратились в синие.
– Но вы-то сами в головных уборах? – подозрительно поглядела на нас толкательница ядра.
– Не напечет, – испуганно повторили мы и моментально сняли: Вовка пилотку-нопасаранку, а я – картуз из мелкой соломки.
На родительский день, я заметил, почему-то всегда выпадает хорошая погода. Лишь однажды шел такой проливной дождь, что из корпуса не выйти. Так и просидели с родителями целый день в палатах, играя в лото, домино и шашки. Технолог Лещинский оказался гроссмейстером и каждый раз выходил в дамки, попутно съедая и собирая в столбик шашки противника.