Сороковник. Книга 3 - стр. 37
– Эт-то магические барьеры. Да-авно проставлены, привязаны к земле, де-ержутся крепко, но их п-подпитывать надо э-энергией. А у меня н-не получается всё сразу ох-хватить. Ра-азрыв вижу, латаю, а через час сн-нова рвётся. Це-елыми д-днями мотаюсь.
– А что Рахимыч говорит?
– Р-ругается. Не та в тебе, г-говорит, сила, худая, проходит через ба-арьеры, как через сито, не д-д-держится. И посох р-ругает. Ни-икудышный, говорит. А дед им бурю останавливал и пожары гасил, я сам видел!
Смотрю на парнишку внимательнее. Психует. И когда волнуется, заикание его проходит, а аура разрастается коконом поболее моего. Вот успокоился – она ужалась до размеров как у человека обычного, гомо сапиенс. Что-то непонятна мне эта заморочка: энергетики-то своей у него, оказывается, вдоволь, но какая-то она нестабильная, не поддерживает объём, словно внутрь самой себя проваливается.
– Ладно, Йорек, – говорю примирительно. – Дай мне подумать; минут пятнадцать-двадцать нам погоды не сделают. И посох свой великолепный давай. Будем что-то с вами обоими делать. – Парень хмурится, но я продолжаю. – Что толку Сеть латать, если всё повторится? От одного моего присутствия сил в тебе не прибавится, так и будешь бегать от разрыва к разрыву, если родовой артефакт не настроим. Дед тебе хорошее наследство оставил, самое время им воспользоваться. Вот с этим и поработаем.
Ага. Знать бы только, как работать… Увещеваю, а сама и представить не могу, за что браться? За посох, конечно. Вот они, жилы огневая, водяная и воздушная, а толку от них никакого.
Почему же они конфликтуют? Огонь с водой – понятное дело, вместе они с трудом уживаются, а воздух тут причём? Он – среда нейтральная. Хм. А, может, он здесь как раз не рабочая стихия, а изолирующая? Оживи эту лозину, воздушную – и она разделит собой две остальных, чтобы ни огонь воду не испарял, ни вода не заливала пламя. И как нам это проверить?
Кажется, вода в чайнике снова остыла. Это кстати.
– Пойдём, Йорек. Здесь недалеко.
С чайником в одной руке и посохом в другой выхожу во дворик. Деревья здесь редкие, кустарник насажен лишь по периметру ограды, поэтому середина сквера залита солнцем. Выхожу на самый центр. Сую посох хозяину, чайник ставлю неподалёку и, присев на корточки, начинаю Жоркиным ножом рыхлить землю.
Мать-земля сырая – всем родительница. И если магическая вещь впала в спячку, где её оживить-то, кроме как не в земле? Она и цветок малый рожает, и волну в море, и огонь в недрах хранит. В ней – всё. Она и разбудит наш посох.
– Вот сейчас мы его и посадим, – приговариваю.
Руками выгребаю почву, получаю неглубокую, на длину лезвия, ямку, которую щедро поливаю из чайника.
– Вот тебе и вода.
Протягиваю руку за посохом, но вовремя отдёргиваю. Потому, что вижу в тот момент Галу, которая старается не коснуться Королевского Рубина, и вдруг понимаю: кто вещь активирует, тот и должен её держать, а чужой – не моги, а то силу предмет потеряет.
– Дальше всё сам!– говорю строго. – Ну, что смотришь? Сажай! Тычь его в землю, словно деревце, и как следует, от души, чтобы он от неё силы черпанул!
– А…– начинает он растеряно, и вдруг в глазах что-то мелькает.
Словно какое-то воспоминание.
Йорек расправляет плечи Куда-то сразу девается сутулость и даже веснушки вспыхивают от напряжения. Он явно кого-то копирует. И возвещает, театрально понижая голос: